приглашение — шутливое? — на свадьбу Элевтеры де Грандэр и маркиза де Гранпре;

прямоугольный лист бумаги формата 21*27, на котором тщательно нарисовано генеалогическое древо династии Романовых в рамке из ломаных линий;

роман Джейн Остин «Pride and Prejudice» в серии «Tauschnitz», открытый на странице 86;

пустая, не иначе как из-под тарталеток с черникой, коробка из кондитерской «Услада Людовика XV»;

«Сборник таблиц логарифмов» Бувара и Ратинэ в скверном состоянии с печатью «Лицей Тулузы» и именем «П. Рушэ», написанным красными чернилами на форзаце;

кухонный нож;

маленькая металлическая мышка с тоненьким шнурком вместо хвоста, на четырех колесиках, которая заводится плоским ключом;

катушка ниток небесно-голубого цвета;

дешевое колье;

мятый номер «Джазового обозрения» с беседой Юбера Дамиша и тромбониста Джей Джей Джонсона, а также текстом ударника Эла Левитта, в котором тот вспоминает о своем первом пребывании в Париже в середине пятидесятых годов;

портативная шахматная доска из кожзаменителя с магнитными фигурами;

колготки марки «Mitoufle»;

маска Микки Мауса к празднику Масленицы;

несколько бумажных цветов, серпантинных лент и конфетти;

лист бумаги, заполненный детскими рисунками, между которыми, на чистых местах, старательно записан черновик домашнего задания по латыни для пятого класса: «dicitur formicas offeri granas fromenti in buca Midae pueri in somno ejus. Deinde suus pater arandum, aquila se posuit in jugum et araculum oraculus nuntiavit Midam futurus esse rex. Quidam scit Midam electum esse regum Phrygiae et (неразборчивое слово) latum reges suis leonis».

Кабинет Сирилла Альтамона: тщательно натертый паркет «елочкой», обои с большими красно-золотыми ветвями виноградной лозы, массивная и богатая мебель, прекрасно подобранная в едином стиле режанс: министерское бюро с девятью ящиками из красного дерева и столешницей, оклеенной темным молескином, вертящееся и откидывающееся кресло из черного дерева с кожаной обивкой в форме подковы, маленькая кушетка рекамье из розового дерева с латунными наконечниками на ножках в форме когтистых лап. На стене справа — высокие застекленные книжные стеллажи с гладким S-образным карнизом. Напротив — большой портулан из бумаги на тканевой основе в деревянном багете, чуть пожелтевшая репродукция

На дальней стене, слева от двери, выходящей в вестибюль, три картины почти идентичных размеров: первая — кисти английского художника прошлого века Моррелла д’Хоуксвилла — портрет братьев Данн, протестантских пасторов из Дорсета и экспертов, — как тот, так и другой, — в областях весьма мудреных, а именно палеопедология и эоловы арфы. Херберт Данн, специалист по эоловым арфам — слева: это высокий худощавый мужчина в черном фланелевом костюме, с округлой рыжей бородой, в овальных очках без оправы. Джереми Данн, палеопедолог — маленький толстый мужчина в своем рабочем костюме, то есть экипированный для полевой экспедиции: солдатский вещмешок, мерная лента, напильник, клещи, компас и три молотка, заткнутые за ремень. Высоко поднятой рукой он сжимает набалдашник высокого, выше его роста, посоха с длинным железным наконечником.

Вторая картина — работа американского художника Органа Траппа, с которым Хюттинг познакомил Альтамонов лет десять назад на Корфу. На ней очень подробно выписана станция техобслуживания в Шеридане, штат Вайоминг: зеленый мусорный бак, покрышки, выставленные на продажу, ярко-черные с ярко-белым ободом, блестящие канистры с маслом, ярко-красная тележка-холодильник с напитками.

Третье произведение рисунок, подписанный Приу, под названием «Ученик краснодеревщика с улицы дю Шан-де-Марс»: парень лет двадцати в истертом свитере и штанах, подвязанных веревкой, греется у костра из щепок.

Под картиной Органа Траппа находится маленький столик: на его нижней полке — шахматная доска с фигурами, расставленными в позицию после восемнадцатого хода черных в партии, сыгранной в Берлине в 1852 году Андерсеном и Дюфреном, когда Андерсен начал великолепную матовую комбинацию, в результате которой партию окрестили «неувядаемой»:

На столешнице — белый телефон и трапециевидная ваза, полная гладиолусов и хризантем.

Сирилл Альтамон уже почти не пользуется своим письменным столом; в служебную квартиру, предоставленную ему в Женеве, он перевез все необходимые и дорогие ему книги и вещи. В этой отныне почти всегда пустой комнате остались застывшие и мертвые предметы; комоды с чистыми ящиками, а в запертом на ключ шкафу — так ни разу и не раскрытые книги: «Большой универсальный словарь XIX века» Ларусса в зеленом кожаном переплете, полное собрание сочинений Лафонтена, Мюссе, поэтов Плеяды и Мопассана, переплетенные подборки приличных журналов «Preuves», «Encounter», «Merkur», «la Nef», «Icarus», «Diogène», «Mercure de France», а также несколько альбомов по искусству и роскошно изданных книг, в том числе романтический «Сон в летнюю ночь» с гравюрами на стали Элены Ричмонд, «Венера в мехах» Захер-Мазоха в норковом чехле, на котором буквы названия словно выжжены каленым железом, и рукописная партитура «Incertum», опус 74, Пьера Блока для голоса и ударных в переплете буйволовой кожи с инкрустациями из слоновой и еще какой-то кости.

Комната уже подготовлена к приему. Два метрдотеля, облаченные во все черное, расстилают на письменном столе большую белую скатерть. В проеме двери уже появился официант без пиджака, который собирается — как только они закончат — поднести и расставить на столе содержимое двух корзин: бутылки фруктового сока и две восьмиугольные миски из синего фаянса с горками рисового салата, украшенного оливками, анчоусами, вареным яйцом, креветками и помидорами.

Столовая Бартлбута уже почти не используется. Это строгая прямоугольная комната с темным паркетом, длинными бархатными шторами и большим столом из палисандра, покрытым льняной скатертью с тканым узором. На длинном сервировочном столе в глубине комнаты стоят восемь цилиндрических банок, на каждой из которых изображен король Фарух.

Очутившись у мыса Сан-Висенте, на юге Португалии, в конце тысяча девятьсот тридцать седьмого года, незадолго до начала длительного путешествия по Африке, Бартлбут познакомился с одним лиссабонским импортером, который — узнав, что англичанин намеревается в ближайшее время отправиться в Александрию, — упросил его захватить с собой электрическую грелку и передать ее некоему Фариду Абу Талифу. Бартлбут аккуратно занес координаты адресата в свою записную книжку; по прибытии в Египет в конце 1938 года он отыскал известного торговца и передал ему презент португальца. Хотя погода была слишком теплой, чтобы ощущалась необходимость в электрической грелке, Фарид Абу Талиф так обрадовался подарку, что попросил Бартлбута передать португальцу на экспертизу восемь банок кофе, который он подверг специальной обработке под названием «ионизация», дабы устойчивый кофейный аромат мог, по его словам, сохраниться чуть ли не навечно. Бартлбут напрасно пытался объяснить, что в ближайшие семнадцать лет ему вряд ли представится возможность встретиться с импортером; египтянин все же настоял на своем, заметив, что экспертиза окажется еще более убедительной, если по истечении этого срока у кофе останется хоть какой-то вкус.