Церковь ди Сан Себастьяно была, как и Санта Мария делла Салуте, одной из «чумных церквей», то есть церквей, построенных в Венеции в ознаменование прекращения очередной эпидемии. Одно из главных занятий на небесах святого Себастьяна, так же как и святого Рокко, – защищать от чумы и покровительствовать заражённым. Так как Себастьян при опасности «чёрной смерти» мог замолвить словечко, то он стал одним из самых популярных святых католического мира. Как защитник от чумы Себастьян был древнее других святых. Рокко по сравнению с ним был салагой, и, хотя Светлейшая республика и симпатизировала больше Рокко (к тому же Себастьян был профлорентийски настроенным, будучи покровителем этого города), она считала своим долгом его почтить. Церковь, посвящённая ему, была отстроена с пышностью, но на отшибе – вот ещё одна из причин некоторой необычности появления здания церкви ди Сан Себастьяно в простонародном районе николотти.

Святой Себастьян – один из раннехристианских мучеников, его жизнь и смерть связаны с императором Диоклетианом и падают на середину III века нашей эры (вроде бы, когда он был замучен, ему было 32 года). Культ святого покровителя от чумы естественным образом перепутался с культом языческого чумоборца-чумонасадителя Аполлона, чьи стрелы имели способность как чуму вызывать, так от чумы и излечивать. Способ, коим Себастьян был замучен – пронзён стрелами, – тут же напоминал о лучнике-Аполлоне, и он стал изображаться в виде прекрасного обнажённого юноши. Флорентинцы эпохи Возрождения, благо Себастьян был их покровителем, чувствуя склонность как к красоте, так и к наготе, вовсю использовали святого как супермодель, так что для флорентийской живописи святой Себастьян стал чем-то вроде Алекса Лундквиста или Маркуса Шенкенберга, самых высокооплачиваемых моделей, для сегодняшней фэшн-индустрии. Причём специализировался святой на рекламе в первую очередь нижнего белья (все помнят трусы Себастьяна на картине Антонелло да Мессина из Дрездена, величайшие и наишикарнейшие трусы в мире), и один из флорентийских святых Себастьянов, кисти фра Бартоломео, был даже содран со стены монахами, возмущёнными тем, что женщины пялились на него во время проповедей. Из Флоренции мода на красоты голого Себастьяна разбежалась по всей Италии, из Италии – по всей Европе, добежав до декаданса и модерна. В начале XX века страсть к святому Себастьяну вспыхнула с новой силой, о чём свидетельствует появление мистерии «Мученичество святого Себастьяна» д’Аннунцио – Дебюсси в 1911 году. В длинном и пышном представлении, судя по всему – утомительнейшем, блистала Ида Рубинштейн, а рекламу ему обеспечил архиепископ Парижский, запретивший католикам посещать мистерию под страхом отлучения от исповеди, как из-за сексуальности представленного, так и из-за того, что Ида – баба и жидовка. Ну, католики и рванули…

Святой Себастьян вошёл в XX век со скандалом и удобно в нём расположился. Нет ни одного святого, которому было бы посвящено столько персональных выставок. В 2003 году в Кунстхалле в Вене состоялось огромное шоу – иначе это действо и не назовёшь – под выразительным заголовком, смешивающим немецкий с английским, дабы подчеркнуть международность происходящего: Heiliger Sebastian: a splendid readiness for death, «Святой Себастьян: прекрасная готовность к смерти». Выставка была посвящена Себастьяну в XX веке, и на ней отметились все современные звёзды международной худтусы, от старушки Луизы Буржуа, тогда ещё живой, до Стефана Балкенхола, тогда ещё всего слегка за сорок. Оказалось, что Себастьян живее всех живых, в постмодернизме столь же моден (актуален), как в модерне, и арт-издания захлёбывались от:

святой Себастьян, патрон солдат, гомосексуалистов и больных СПИДом, икона садо-мазо, денди-адрогин, олицетворённое творческое страдание, пленительный святой, порочная святость и святость порока, герой фильмов Пьер Паоло Пазолини и Дерека Джармена, любимый персонаж Юкио Мисимы, который именно из-за встречи со святым Себастьяном в исполнении Гвидо Рени, увиденном им в период полового созревания в одной из книг, и стал таким изысканным и жестоким, в чём Мисима сам признаётся в «Исповеди маски» и что вдохновило фотографа Эйко Хосое снять Мисиму в виде святого Себастьяна …

Увлекательно? По-моему, очень, и выставка в венском Кунстхалле была не единственная, было и множество других, посвящённых не только модернизму, а Себастьяну от поздней античности до барокко, но от этого не менее увлекательных. Ни на одной из них не было святого Себастьяна из венецианской церкви, как потому что это – фрески, так и потому, что герой Веронезе не вписывается в тот набор процитированных мною выше слоганов, что обычно сопровождает шоу этого мученика.

Собственно Себастьяну посвящены всего две из четырёх больших (3,5 м×4,80 м) композиций на хорах церкви. Изображают они довольно редкие сюжеты: «Святой Себастьян перед императором Диоклетианом» и «Мученичество святого Себастьяна», но не всем привычное, с расстрелом лучниками, а забивание Себастьяна палками. Дело в том – это мало кто знает, как я убедился, – что святой Себастьян во время своего расстрела не был убит, а выжил, спасённый святой Ириной, его нашедшей и входившей. Ирина мученика поставила на ноги, он ещё даже некоторое время попроповедовал и попротестовал, но был вторично схвачен, забит палками – этот момент Веронезе и изображает – и спущен в клоаку, в которой обрёл мученическую кончину. На небеса отправился прямо, можно сказать, из сточной канавы, так что он стал ещё и покровителем канализации, о чём слоганы Себастьян-шоу умалчивают, а зря: можно было бы здесь провести параллель с императором Гелиогабалом, персонажем не менее модернистским, чем Себастьян. Геолигабал, прекрасный и юный, был также растерзан, забит и утоплен в клоаке, и я думаю, что часть Себастьян-2, то есть вторая половина жизни святого, определена этой историей так же, как Себастьян-1 определена сродством Себастьяна с Аполлоном.

Себастьян-2 в истории искусств появляется очень редко, утопление Себастьяна в клоаке я знаю только одно, семнадцативековое, принадлежащее Лодовико Карраччи, и обычно художники, сконцентрировавшись на голом юноше среди палачей с луками или даже арбалетами, заканчивают всё святой Ириной, нежно выдирающей стрелы из прекрасного тела. Мне кажется, что то, что Веронезе как заглавные выбрал сюжеты столь неизбитые, в некоторой степени предопределено заказом. «Нам здесь надо что-то особое, венецианское, а то из голого тела, утыканного стрелами, Флоренция и флорентийскость так и прут. В нашей церкви должно быть как-то иначе, раз уж мы, венецианцы, к этому флорентийскому святому напрямую взываем» – примерно с такими словами Торлиони, я уверен, и обратился к своему протеже и земляку, обсуждая план украшения хора церкви ди Сан Себастьяно. Если кто считает иначе, пусть возразит, я с удовольствием его выслушаю.

Веронезе также изобразил и канонический расстрел Себастьяна, но как-то между делом, в узких боковых сценах, особо не концентрируя на них внимания. В них святой совсем юн, почти мальчик, что хронологически соответствует разделению на Себастьян-1 и Себастьян-2 и опять же иконографически довольно-таки своеобразно. Мальчик-Себастьян соблазнителен, как этому святому и полагается, зато главный Себастьян у Веронезе, герой Себастьян-2, выглядит не как гей-икона, а как яппи из кампуса. Необычно изображение пререканий с Диоклетианом, потому что встречу мученика с властью Веронезе относит ко времени не до, а после расстрела и исцеления Себастьяна святой Ириной, на что указывает стрела, атрибут святого, что он прижал к груди, острие по-фрейдистски направив на императора. Теперь расстрелянный мальчик оброс свежей, светлой и курчавой бородкой, и лицо его, так же как и тело, которое он демонстрирует в сцене забивания, интеллигентски прилично, но не особо значимо, как кампусовскому яппи и полагается: средний IQ и старательные, но умеренные занятия спортом. Заурядность веронезиевского Себастьяна лишь подчёркивает незаурядность самого Веронезе, интерпретировавшего житие гей-иконы именно так, назло Пазолини и Мисиме, но не этот ход делает хоры столь для меня притягательными, что я прямо-таки тащу за собой на них читателя. Живопись Веронезе здесь в начале своего расцвета, и здесь она, не обременённая ещё никакой помпезной церемониальностью, хотя и роскошна, но столь удивительно свежа и легка, что у меня после посещения хоров церкви ди Сан Себастьяно всегда возникает такое чувство, как будто я в жаркий день умылся водой, напитанной благовониями, но в то же время поразительно подлинно ключевой, холодной, самой лучшей водой в мире. Всё очень талантливо, но по-юношески прозрачно: Веронезе при создании цикла святого Себастьяна было около двадцати восьми, то есть он был на четыре года моложе самого мученика во время его кончины.