Передо мной мелькали кошмарные картины того, что ожидало и, возможно, уже настигло мою принцессу: жуткие травяные люди… злобные белые обезьяны… Я иногда даже закрывал лицо ладонями в тщетном усилии изгнать эти ужасы из головы.

Утром мы долетели до алой башни высотой в милю – она находилась в более крупном городе Гелиума. Когда корабль, описывая большие круги, спускался к военным докам, можно было видеть толпы народа на улицах. Гелиум уже получил аэрограмму о моем приближении.

С палубы «Ксавариана» нас четверых – Карториса, Тарса Таркаса, Ксодара и меня – перевели на небольшую лодку, чтобы доставить в храм Воздаяния. Именно здесь творилось марсианское правосудие, решалось, кто праведник, а кто преступник. Здесь чествовали героев. Здесь проклинали виновных. Нас высадили прямо на крыше этого дворца правосудия, чтобы нам не пришлось пробиваться сквозь толпу, как это бывало обычно. Я не раз прежде видел пленников или знаменитостей, которых вели от ворот Джеддаков в храм Воздаяния по широкой Дороге Предков сквозь плотные ряды людей, либо сыпавших проклятиями, либо выражавших восторг.

Я знал, что Сат Аррас не осмелится повести нас по городу. Он не доверял горожанам, боялся, что их любовь к Карторису и ко мне самому выльется в демонстрацию, которая сметет даже суеверный страх перед нашим преступлением. В чем состояли его планы, я мог лишь догадываться, но они были весьма зловещи, об этом говорил тот факт, что в храм Воздаяния нас сопровождали лишь самые доверенные люди джеда.

Нас привели в комнату с южной стороны дворца, выходящую окнами на Дорогу Предков, в пяти милях от нас виднелись ворота Джеддаков. Люди на площади перед храмом и на улицах на протяжении более мили стояли вплотную друг к другу. Но они вели себя очень организованно – никто не шумел, нас не проклинали, но нам и не рукоплескали. А когда мы показались в окне наверху, многие закрыли лицо ладонями и заплакали.

Позже в тот же день прибыл посланец от Сата Арраса, чтобы сообщить нам: мы предстанем перед справедливым судом знатных людей в большом зале дворца в первом зоде[2]на следующий день, то есть примерно в восемь часов сорок минут утра по земному счету времени.

На следующее утро за несколько минут до назначенного времени отряд офицеров Сата Арраса вошел в нашу комнату, чтобы проводить нас в большой зал храма.

Мы попарно вступили в зал и промаршировали по широкому Проходу Надежды, как его называли, к возвышению в центре. Впереди и позади нас шагали конвоиры, по три ряда вооруженных солдат Зоданги с обеих сторон охраняли проход от дверей до помоста.

Когда мы приблизились, я увидел наших судей. Как того требовали обычаи Барсума, их было тридцать один, и, предположительно, их избирали из знати, когда судили человека высокого происхождения. Но я, к моему изумлению, не увидел среди них ни единого дружелюбного лица. Конечно, передо мной восседали одни зоданганцы, а ведь именно мне Зоданга была обязана своим поражением от зеленых орд, из-за меня ей пришлось подчиниться Гелиуму. Едва ли судьи могли быть беспристрастны к Джону Картеру, или к его сыну, или к огромному таркианину, который командовал дикими племенами, что затопили улицы Зоданги, совершая грабежи, поджоги и убийства.

Вокруг нас просторный круглый зал-амфитеатр был набит до отказа. Здесь присутствовали все слои общества, мужчины и женщины всех возрастов. Когда мы вошли, приглушенный шум разговоров затих, а уж когда мы остановились перед Троном Справедливости, все десять тысяч зрителей и вовсе погрузились в гробовое молчание.

Судьи сидели большим кругом по краю круглого помоста. Нас же усадили спиной к невысокому пьедесталу в его центре, лицом к судьям и зрителям. На это возвышение каждый из подсудимых должен был подниматься тогда, когда рассматривалось его дело.

Сат Аррас сидел в золоченом кресле председательствующего судьи. Когда мы заняли свои места, а стражи отошли к подножию лесенки, что вела на возвышение, он встал и назвал мое имя.

– Джон Картер! – громко произнес он. – Займи свое место на Пьедестале Правды, чтобы тебя беспристрастно судили в соответствии с твоими деяниями и воздали тебе по заслугам.

Потом он окинул взглядом зрителей, поворачиваясь в разные стороны, и изложил список моих преступлений.

– Знайте, о судьи и граждане Гелиума, – вещал он, – что Джон Картер, в прошлом принц Гелиума, вернулся, по его собственному утверждению, из долины Дор и даже из самого храма Иссу. В присутствии многих свидетелей он богохульствовал, говоря о священной реке Исс, и о долине Дор, и о затерянном море Корус, и о самих священных фернах, и даже об Иссу, богине Смерти и Вечной жизни. Сейчас вы видите его собственными глазами здесь, на Пьедестале Правды; так знайте же, что он действительно возвратился из тех священных мест и ныне разглагольствует о пустоте наших обычаев и всячески поносит святость нашей древней веры.

Он, умерший однажды, не может жить снова. Он, попытавшийся воскреснуть, должен быть умерщвлен навсегда. Судьи, ваш долг очевиден – и не может быть никаких свидетельств против чистой правды. Чего заслуживает Джон Картер в соответствии с совершенными им деяниями?

– Смерти! – выкрикнул один из судей.

Но тут же среди зрителей кто-то вскочил на ноги и, высоко подняв руку, воскликнул:

– Справедливости! Справедливости! Справедливости!

Это был Кантос Кан, и, когда все взгляды обратились к нему, он проскочил мимо зоданганских солдат и запрыгнул на возвышение.

– Разве это правосудие? – громко пристыдил он Сата Арраса. – Ты не выслушал защитника, не дал никому выступить в пользу обвиняемого! Именем народа Гелиума я требую честного и непредвзятого суда для принца Гелиума!

В зале поднялся оглушительный шум, люди кричали: «Правосудия! Правосудия!» – и Сат Аррас не осмелился противоречить им.