Одёрнул на себе водолазку. Июнь, жарко, оделся легко. Впрочем, водолазка особая – из пуленепробиваемого материала. Глава одной из важнейших спецслужб страны – по должности положено.

Водителя оставил на месте, двое охранников шли по бокам.

Новых похорон в тот день не было. Просто у недавней могилы стояли трое парней в десантных тельняшках и беретах, а четвёртый, безногий, сидел в инвалидной коляске. Все при пистолетах. Из них, похоже, они и давали залпы, отдавая последние почести военному покойнику.

– Шеф?.. – второй охранник посмотрел на него столь же вопрошающе – типа, надо ли вам туда? Получив в ответ взгляд, что надо – на всякий случай демонстративно расстегнул кобуру с табельным оружием, вытащил свой пистолет, передёрнул затвор. Десантники обернулись на знакомые звуки опасности как один.

– Мир вам, уважаемые! – обратился к ним охранник. – Пожалуйста, уберите ваше оружие. Служба безопасности Президента Северной Федерации. Давайте обойдёмся без недоразумений.

– Да мы и не собирались! – спокойно отвечал один из десантников.

Они убрали свои пистолеты.

Да, всё верно. Свежая могила принадлежала учителю Карлу. А отдать ему долг памяти пришёл Виктор. Со своими, надо полагать, боевыми братьями, ныне помогавшими безногому инвалиду-колясочнику в его передвижениях.

– Здравствуйте! – кивнул им Джордж, ближе подходя к могиле бывшего учителя. Парни кивнули в ответ и подвинулись.

Могила как могила. Свежая. Рыхлый холмик земли, еловые венки с лентами, в холмик воткнута деревяшка с прибитой к ней фотографией покойника.

– Ты тоже приехал почтить его память? – в голосе колясочника была слышна плохо скрываемая издёвка.

– Можно и так сказать.

Джордж обернулся и посмотрел на бывшего одноклассника.

Без ног Виктор, конечно, был значительно короче своих былых ста девяноста одного сантиметра. Но видно – сдаваться не собирается. Как минимум, регулярно качается в спортзале на тренажёрах.

– Мне дорога память о нём, – продолжал Джордж, спокойно глядя на бывшего школьного чудо-богатыря. – Помню его страстное и волнительное выступление на моём суде 82-го года.

– Ну, и как тебе результаты работы твоих карателей? Рассчитался за пламенное выступление?

– Витька!.. – один из сопровождавших его десантников попытался успокоить колясочника, а охранники Джорджа приблизились на максимально короткую дистанцию. Жестом Джордж остановил их.

– Спокойно, не нагнетайте. Виктор, конечно, очень хочет меня убить – но не здесь и не сейчас. Правда, Вить? Мечтаешь о трибунале по обвинению меня, Эльцера, Гонтаря, Хока и прочих – в измене Советской Родине? С последующим повешением по приговору где-нибудь на Лобном месте?

– Парни, вы чего? – самый, по-видимому, благоразумный из десантников попытался встать между Джорджем и колясочником.

– Вообще начать надо с гниды Горбатого! – спокойно отвечал инвалид. – А потом – да. До всех руки дойдут.

– Твоё дело, Виктор. В августе девяносто первого вы уже попробовали.

Повернулся к могиле бывшего военрука.

– Покойся с миром, Карл. Помню – поэтому не люблю и не скорблю.

Совсем было собрался уходить, но снова услышал голос Виктора.

– Вот одного не могу понять... За что мне – это (он показал на свою коляску), а тебе – всё остальное? Даже Майка в школе втюрилась в тебя. Хотя – ну что в тебе такого? «Твой номер восемь – будет надо, спросим!»

– Очередь моя подошла, Вить. Восьмого номера. Так что теперь спрашивать буду я. Бывай здоров!

Только когда уже почти подъехали к столице, охранник, сидевший спереди, решился спросить:

– Джордж Джорджиевич, а как вы научились так разговаривать с подобной публикой?

– Так – это как именно?

– Ну, они же были при оружии. И явно агрессивно настроены против вас. А вы их успокоили буквально парой слов.

– Против меня сегодня агрессивно настроена хренова куча народу. Только они все забывают: эта страна – уже не их страна. Так что не им мне указывать, что и когда я должен говорить.

– Извините, – охранник замолчал, полагая, что разозлил Шефа.

А Джордж, наоборот, находился в хорошем расположении.

– А ещё, – он тронул охранника за плечо, – есть такая легенда. Перед тем как стать единоличным владыкой Великой Степи, Чингисхан должен был сначала подчинить себе все прочие монгольские племена. И однажды состоялась решающая битва – кому быть в степи хозяином? Едва она началась – в степи разразилась сильнейшая гроза. А прикол там в том, что монголы жутко боялись грозы – они считали, что это великий бог Тенгри так гневается на людей. И старались от этого гнева спрятаться и переждать его. А Чингис – наоборот: крикнул «вперёд!» и повёл за собой свою армию. Естественно, он выиграл сражение. Уже после один из его приближённых спросил: великий хан, а как так вышло, что ты не боишься грозы? На что Чингис ответил: слишком часто я оказывался в степи в грозу без крова и совсем один. Вот и пришлось перестать бояться.

6

Первого сентября 1993 года Стефани пошла в новую школу, в Мошковце. А Барий Никалозович, что называется, отмочил.

Заполучив, по итогам Беловежского договора, себе в полную власть Северную Федерацию, Эльцер не собирался делиться этой властью с парламентом – Верховным Советом республики. А Верховный Совет…

До 1990 года в стране и президентов-то никаких не было. И, может, не было бы и дальше, не яви Михель Горбатый пример – власти генсека партии ему показалось мало, и в конце 1990-го он стал ещё и Президентом СССР. Тогдашний зампредседателя Верховного Совета Северной Федерации Барий Никалозович взял идею за образец; провёл точно такие же выборы уже в республике... Звёздный час, однако! Девяносто три процента голосов – не кот начихал. И вот после этого – вчитываться в какое-то там республиканское законодательство советских времён, из которого следует, что Северная Федерация вообще-то парламентская республика, а её президент – фигура скорее техническая? Идиотов поищите в соответствующих отделениях психоневрологических интернатов.

Первого сентября 1993 года Эльцер подписал указ № 1400 «О поэтапной конституционной реформе». Если одним словом: полномочия Верховного Совета прекратить, сам Совет распустить, на декабрь