Должна признаться, я сильно нервничаю, потому что вести из Сити оставляют желать лучшего. Сегодня утром королевские герольды провозгласили меня королевой в трех местах: у Креста Элеоноры в Чипсайде, на Тауэр-хилл и у Вестминстер-холла. Но люди восприняли эту новость молча, с каменными лицами. Герцог отправил в город отряды вооруженных солдат на случай беспорядков, но это не помешало каким-то бунтовщикам прокричать с набережной, что королевой должна быть Мария. За это им потом отрежут уши и поставят у позорного столба. Хорошее начало, нечего сказать.

Пока суда скользят вниз по течению, я вижу по берегам скопления людей, но они не приветствуют меня. Они настроены недружелюбно. Большинство дерзко или недоверчиво таращатся на меня в упор. Их молчаливая враждебность вызывает у меня страх. И я не осмеливаюсь ни взмахнуть рукой, ни кивнуть им в знак приветствия. Поездка тянется целую вечность, и с каким же облегчением я замечаю наконец огромную белую башню Тауэра, маячащую вдали!

— Почти приехали, — говорит Гилфорд, хотя все и так ясно. — Тебе пора вставать на свои колодки.

Я надеваю башмаки на платформах высотой в три дюйма, стоящие у моих ног. Мне велели надеть их, чтобы я стала повыше и чтобы меня видели из задних рядов ждущих меня толп народа. Интересно, соберутся ли вообще эти толпы.

Когда лодки причаливают к пристани Корт-гейт у Тауэра, пушки, выставленные вдоль смежной пристани, салютуют мне оглушительным залпом. При помощи Гилфорда я схожу с лодки — а матушка держит мой шлейф — и занимаю свое место под королевским балдахином, который несут шестеро придворных. В сопровождении лордов совета я прохожу по предместьям Тауэра, которые, к моему удивлению, заполнены людьми, выворачивающими шеи, чтобы увидеть меня. Еще более удивительно, что некоторые из них выкрикивают приветствия!

— Боже, храни королеву Джейн! — кричат они, подбрасывая шляпы в воздух. — Боже, храни ваше величество!

Ободренная таким приемом, я иду дальше с улыбкой, хотя у меня дрожат колени и сердце тяжело бьется.

Наконец показывается вход во дворец. Здесь престарелый маркиз Винчестерский, лорд-казначей, ожидает меня в обществе сэра Джона Бриджиса, коменданта Тауэра. Маркиз со скрипом опускается на колени, дабы преподнести мне большие ключи от Тауэра, но прежде чем я успеваю взять их, Нортумберленд, стоящий рядом, выхватывает их и сам отдает мне в руки. Его поступок подчеркнуто символичен, словно это он сам облекает меня монаршей властью. Я внутренне сжимаюсь — его самонадеянность просто возмутительна!

Но сейчас не время выказывать возмущение, ибо меня проводят вверх по ступеням в Белый Тауэр, цитадель, возведенную Вильгельмом Завоевателем для охраны города. Мы входим в тронный зал, где толпа знатных лордов с женами при моем появлении падает на колени. Среди них я мельком замечаю красивое личико Кэтрин; она здесь со своим молодым мужем и его отцом, Пемброком. Когда я усаживаюсь на трон, ко мне приближаются мой батюшка и Нортумберленд и, преклонив колена, официально просят меня вступить на престол.

После завершения этих формальностей я, по подсказке герцога, веду своих придворных наверх, в норманнскую часовню, носящую имя святого Иоанна Богослова. Здесь мне нужно поблагодарить Господа за мое восшествие на трон.

Однако, когда я опускаюсь на колени на подушку у ограды алтаря, то обнаруживаю, что не могу молиться, ибо в мыслях моих царит полный разброд. Я отчаянно пытаюсь вернуть себе убежденность, которую чувствовала, когда принимала корону; когда верила, что послужу орудием Божиим в спасении праведных Его, но теперь я в ней нуждаюсь больше всего, а она от меня ускользает. Как я могу благодарить Господа за эту корону, которая мне не по чину? Это было бы нечестно, а Его не обманешь. И если я стану умножать свой грех, Он может отвернуться от меня. И в самом деле, моя неспособность обратиться к Нему сейчас может служить первым знаком Его немилости. Сердцем я знаю, что совершила зло против законной наследницы, леди Марии. Я чувствую себя покинутой и одинокой. Без помощи Божьей я не вынесу этого бремени.

И все же я должна, должна — ибо придворные уже поднимаются на ноги, и церемония, в которой я исполняю главную роль, продолжается. Пообещав себе, что, как только останусь одна, стану на коленях умолять о прощении и наставлении, я решительно беру себя в руки и отправляюсь обратно в тронный зал. Здесь я снова усаживаюсь на трон, а рядом стоит Гилфорд и, по моему требованию, миссис Эллен, которая отныне назначается моей главной фрейлиной. Рядом с ней стоит друг нашей семьи, миссис Тилни, она также теперь будет мне прислуживать.

Вперед выходят маркиз Винчестр и другие лорды, держащие на бархатных подушечках королевские регалии, извлеченные по такому случаю из подвалов Тауэра. Я во все глаза гляжу на корону, ту самую, что носил мой покойный внучатый дядя, король Генрих, велевший ее изготовить, решив, что диадема, которую носили его предшественники, не соответствует его величию. Его корона инкрустирована драгоценными камнями, изъятыми из древней короны Плантагенетов; они мерцают и блестят в свете сотен свечей.

Меня охватывает паника. Это не мое! У меня нет на это права, что бы мне ни говорили! Принять ее значит навлечь на себя несчастье. Я в этом уверена. И посему, когда маркиз, взяв корону, хочет надеть ее мне на голову, я уклоняюсь.

— Милорды, — твердо говорю я, хотя внутренне трясусь от страха, — ни я, ни кто-либо, действующий от моего имени, никогда не требовали эту корону. — Я делаю особое ударение на слове «моего», многозначительно глядя на Нортумберленда. — Вам не пристало, милорд Винчестер, предлагать мне корону либо возлагать ее мне на голову. Говорю вам: я не стану ее носить, ибо она не принадлежит мне.

Герцог хмурится и готов потерять терпение, но Винчестер, многоопытный дипломат, предпочитает сделать вид, что не понял, о чем я.

— Ваша милость, не бойтесь короны, — добродушно уговаривает он. — Я лишь хочу посмотреть, к лицу ли она вам, не велика ли.

Я чувствую, что Нортумберленд и мои родители пожирают меня глазами, и мужество оставляет меня. По моему кивку миссис Эллен делает шаг вперед. Она снимает мой головной убор и распускает мои скрученные в кольца косы. Когда маркиз опускает мне на голову корону, все придворные взрываются громкими аплодисментами. Мне снова становится дурно, я должна вцепиться в подлокотники трона, чтобы не свалиться на пол. Плохо это или хорошо, а дело сделано.

Винчестер произносит речь, но я не очень хорошо его слышу. Мне показалось, что он собирается заказать вторую корону для Гилфорда, но наверняка я сказать не могу. Однако позже, когда мы с миссис Эллен остаемся вдвоем в моих покоях, я узнаю, что мне вовсе не показалось, и я этим встревожена и обижена. Как жаль, что мне недостало сил вовремя дать всем понять, что я не намерена делать из Гилфорда Дадли короля.

Я сижу в центре стола, установленного на возвышении, гоняя по тарелке еду. Все вокруг, и этот банкет, устроено в честь моего восшествия на престол. Лорды и леди оживленно болтают, явно довольные собой, а я — виновница торжества — чувствую себя отстраненной от всего происходящего. Гилфорду, сидящему по мою правую руку, надоело притворяться любящим мужем, и он теперь перевел все внимание на свою мать, которая сидит рядом с ним. В мою сторону он время от времени кидает ледяные взгляды.