Говорят, мне повезло: со мной работали потрясающие доктора и я получал лучшую медицинскую помощь. Хотя, должен сказать, в те дни я не чувствовал себя везунчиком. Спать не мог совсем. Помню, как лежал ночами без сна, размышляя, умру или нет. Не имею понятия, насколько я был близок к смерти – эту информацию мудрый Дэвид от меня утаил. Но ужасное самочувствие само по себе наводило на мысли о бренности всего земного. Нет, я не думал о том, что скончаюсь прямо сейчас и надо скорее делать распоряжения. Я думал, что хочу умереть дома, в окружении семьи, и, желательно, после того, как проживу еще много лет. Я хотел снова увидеть мальчиков. Мне нужно было еще время.

Спустя одиннадцать дней меня выписали. Ходить я не мог – сильно болели ноги. К тому же огромное количество антибиотиков убило во мне все бактерии, как вредные, так и полезные. Но, по крайней мере, я был дома. Семь недель ушло на восстановление – я учился даже заново ходить. Из дома выезжал только для встречи с доктором. Нечто вроде вынужденного отпуска, и в другой ситуации я наверняка полез бы на стену – не помню ни одного случая, чтобы я так долго находился дома.

Но, несмотря на слабость, я радовался заточению. Стояла весна, и сады в «Вудсайде» благоухали. Есть места, где сидеть в заточении гораздо, гораздо страшнее. Я начал осторожно перемещаться по дому. Днем гулял по имению и наслаждался красотой садов, ждал, когда из школы вернутся мальчики и поделятся со мною новостями.

В клинике, ночью, в полном одиночестве, я молился. Пожалуйста, шептал я, не дай мне умереть, пожалуйста, позволь еще раз увидеть детей, пожалуйста, подари еще немного времени. Странно, но дни восстановления, проведенные в «Вудсайде» безвылазно, я считаю ответом на свои молитвы. Ты хочешь еще немного времени? Тогда научись жить вот так. Сбавь скорость. Мне словно показали иную жизнь, и я вдруг понял, что люблю ее гораздо больше, чем вечное скитание по дорогам мира. И если раньше во мне еще закрадывались сомнения по поводу прекращения гастролей, то сейчас они полностью испарились. Я чувствовал, что принял правильное решение. Да, музыка прекрасна. Но болтовня Закари о том, что творится у скаутов или на футбольной тренировке, ничем не хуже. Не могу больше притворяться, что мне двадцать два года. Я победил наркотики, алкоголь и рак, но это глупое притворство едва меня не убило.

А я, если честно, пока не готов умирать.

Мое прощальное турне стартовало восьмого сентября 2018 года в Аллентауне, в штате Пенсильвания. Дэвид устроил именно такой роскошный праздник, о котором я мечтал. Площадка для первого выступления была выбрана идеально, песни сопровождал фантастический видеоряд: анимация, благодаря которой ожила обложка альбома Captain Fantastic, старые кадры, иллюстрирующие каждый этап моей карьеры, стильные клипы, снятые современными режиссерами. Тони Кинг следил за тем, чтобы все прошло безупречно: полвека назад он ворвался в мою жизнь, необычный, экстравагантный, и я полностью доверял его эстетическому вкусу. Отзывы вышли превосходные – кажется, в последний раз я читал такие, когда еще гордился пышной шевелюрой, и критики половину статьи посвящали объяснениям, кто я такой. Но самым трогательным казалось общее ощущение светлой грусти: сожаление о том, что я завязываю с гастролями, и сознание того, что закончилась целая эпоха.

Где-то между первыми концертами турне я впервые посмотрел черновую версию фильма «Рокетмен». Дэвид волновался, ожидая моей реакции. То, что Терон Эджертон – правильный выбор, я понял, когда услышал, как он поет Don’t Let The Sun Go Down On Me, – он не останавливался и не кричал, что сейчас придушит продюсера и что песню надо отдать Энгельберту Хампердинку. Безусловно, шаг вперед по сравнению с тем, как впервые исполнял ее я. Я пригласил Терона в «Вудсайд», заказал карри, мы долго болтали, и я дал ему почитать свои старые дневники, которые сохранились еще с начала семидесятых. Мне хотелось, чтобы он почувствовал, какой была тогда моя жизнь. Эти дневники – невероятно забавные; я записывал все, что происходило, иногда это выглядело ужасно нелепо. «Проснулся. Убрался в доме. Смотрел по телевизору футбол. Написал музыку к Candle In The Wind. Поехал в Лондон. Купил «Роллс-Ройс». На ужин приходил Ринго Старр». Думаю, так я пытался создать видимость нормальности – несмотря на то что вокруг творилось безумие.

Во время съемок я старался держаться подальше от съемочной площадки и не отсматривал материал. Для актера нет ничего ужаснее, чем обнаружить, что за ним наблюдает его персонаж. Но когда я впервые увидел весь фильм… я чувствовал себя примерно так, как на первом просмотре «Билли Эллиота». Началась сцена в доме бабушки на Пиннер-Хилл-роуд, мама, папа и бабуля поют там I Want Love – и я сразу расплакался. Слова этой песни Берни писал о себе, о мужчине средних лет, оставившем позади несколько неудачных браков и раздумывающем, придет ли к нему когда-то новая любовь. Но эта песня вполне могла быть написана и о людях, живших в том доме. Ощущение истинности – вот что важно для меня. Так и с этой книгой: я хочу, чтобы когда-нибудь, возможно, лет через сорок, мои дети прочли ее и поняли, какой была моя жизнь и как я ее ощущал.

После того как я объявил начало прощального турне, многие журналисты написали заметки о том, что это блеф – мол, я никогда не откажусь от гастролей. На чем они основывали свое мнение? Должно быть, на знании моей жизненной истории и психологии. «Он пытался и раньше уйти на покой, но он человек с зависимостью, одержимый музыкой и прирожденный лицедей». Они вспоминали, как на разных пресс-конференциях я заявлял, что никогда не оставлю музыку, не перестану выступать живьем. Все так и есть. Но я не собираюсь больше мотаться по миру. Только одно последнее турне – грандиозное: триста концертов за три года, Северная и Южная Америка, Европа, Ближний Восток, Азия, Австралия и Океания. Дети и их учитель едут с нами. И на этом все.

Все, да не все. Я не буду ездить на гастроли, и высвободится время для других занятий – самых разных. У меня большие планы. Я хочу написать новые мюзиклы, больше сотрудничать с кино. Активнее работать с Фондом по борьбе со СПИДом, особенно в Африке; бороться за права сексуальных меньшинств в том регионе, вести переговоры с политиками в Уганде, или Кении, или Нигерии, стараться изменить их отношение к этому вопросу. Я хочу сотрудничать с разными артистами. Хочу устроить большую выставку, посвященную всей моей карьере, возможно, даже основать музей, чтобы люди могли увидеть мои коллекции фотографий и предметов искусства. Хочу больше времени посвящать созданию новых альбомов и писать их так, как в самом начале нашего пути: чтобы Берни сочинил сразу много текстов и у меня было много материала для творчества. Давным-давно я не приходил на студию с целой охапкой песен на выбор, наверное, со времен Madman Across the Water, а это было сорок восемь лет назад. Хочу работать как художник, который берет чистый холст и пишет картину. Хочу сочинять музыку, как тогда на корабле, – у меня не было магнитофона, я просто запоминал придуманные мелодии, и получился альбом Captain Fantastic. И да, я хочу играть вживую, но на небольших шоу, и ту мою музыку, которую мало кто слышал. I’m Still Standing или Rocket Man или Your Song – хиты, они живут своей жизнью, но, увы, не дают жить многим старым композициям. Я безумно люблю эти песни, но я писал и другие не хуже, которые потерялись в густой тени хитов, и теперь я хочу вывести их из сумрака.