Моя жизнь никогда не была спокойной, но последние несколько лет оказались уж слишком насыщенными. Некоторые моменты можно назвать стопроцентно позитивными. Я освоил отцовские обязанности гораздо быстрее и легче, чем ожидал. Искренне полюбил наши с детьми традиционные занятия – походы в кино по субботам, поездки в «Леголэнд», встречи с Санта-Клаусом в Большом Виндзорском парке. Мне нравилось водить мальчиков на матчи, они безумно полюбили футбол. Мы могли часами говорить на футбольные темы, я отвечал на их вопросы: «А кто такой Джордж Бест, папа?» или «А почему Пеле считают великим футболистом?» На стадионе «Уотфорд» на Викерейдж-роуд они присутствовали на открытии трибуны, названной в мою честь, чем я очень горжусь; там есть трибуна имени Грэма Тейлора. С тех пор команда начала считать мальчиков своими талисманами, и они ходили на матчи постоянно.

Благодаря детям я узнал, что, оказывается, в городке рядом с «Вудсайдом» жизнь бьет ключом. Жить здесь с середины семидесятых, но так и не удосужиться познакомиться с соседями – на такое только я способен. Но дети начали ходить в садик, а потом и в школу; у них появились друзья, и родители друзей стали нашими друзьями. Этим людям было все равно, кто я такой. Мамочка, разрывающаяся между сотней разных дел, вряд ли станет у ворот школы выпытывать, как я написал Bennie And The Jets или какой была при жизни принцесса Диана. Нет, они говорят о школьной форме, о том, что дали ребенку с собой на обед; жалуются, что не успевают сшить за два дня костюм к рождественскому спектаклю. Мне все это очень нравилось. У нас появился новый круг общения, где нас с Дэвидом не воспринимали исключительно как звездную гей-пару.

В 2011 году в Лас-Вегасе стартовало мое новое шоу – «Рояль на миллион долларов». Не такое провокационное, как предыдущее, но тоже очень зрелищное и успешное. Тони Кинга я попросил стать креативным директором – он долгие годы сотрудничал с «Роллинг Стоунз», ездил с ними во все мировые турне и свою работу знал прекрасно. С тех пор он стал частью моей команды, его официальный титул в ней – «серый кардинал»: идеальная должность для Тони.

На следующий год я выпустил Good Morning to the Night – альбом, непохожий на все, что я делал раньше, и занявший первые строки в чартах. Уточню: альбом делал не я. Просто передал мастер-записи семидесятых годов австралийскому электродуэту Pnau. Они создали ремиксы – взяли разные элементы старых песен и превратили их в абсолютно новые композиции, по звучанию немного похожие на «Пинк Флоид» или Daft Punk. Результат, по-моему, получился фантастический, хотя я представления не имею, как они все это сотворили. Смешно: на альбоме-бестселлере стоит мое имя, а я знать не знаю, как его записывали. С Pnau мы выступали вместе на Ибице, и это было по-настоящему здорово. Перед выходом на сцену я всегда сильно волнуюсь: перестаешь волноваться – можешь спокойно выходить на пенсию. Но в тот раз я не просто нервничал, я боялся. Зрители – все сплошь молодые, во внуки мне годятся, а первая часть программы – только я и рояль. Но им понравилось. И мне тоже. Очень приятно, когда аудитория, которая коренным образом отличается от твоих обычных поклонников, получает истинное удовольствие от твоей работы.

Я сотрудничал не только с Pnau, но и с другими музыкантами: Queens of the Stone Age[224], A Tribe Called Quest[225], Джеком Уайтом, Red Hot Chili Peppers. Забавно записываться с артистами, сотрудничества с которыми публика от тебя вообще не ожидает. Это напомнило мне работу сессионным музыкантом в шестидесятые: ты должен быть гибким, должен «поймать» чужой стиль, показать, что ты настоящий профессионал. Принять вызов и справиться со своей миссией: о, это очень волнующее переживание.

Помню, я записывался в студии с группой Clean Bandit[226], и меня позвали к телефону. Оказалось, со мной хочет поговорить Владимир Путин. Некоторое время назад я давал два концерта в России и много говорил со сцены о правах сексуальных меньшинств. Московский концерт посвятил памяти Владислава Торнового, молодого человека из Волгограда, которого истязали и убили из-за сексуальной ориентации. А в Санкт-Петербурге заявил, что большая нелепость – демонтировать памятник основателю компании Apple Стиву Джобсу после того, как его место занял Тим Кук. Потом по поводу этих моих заявлений вышло много публикаций в российской прессе.

Но оказалось, что звонили пранкеры, двое парней. Похожие шутки они проделывали и с другими публичными персонами, в том числе с Михаилом Горбачевым. Наш разговор они записали и затем выпустили в эфир российского телевидения. Но, честное слово, меня это нисколько не смутило – я не сказал ничего такого, за что стоило бы стыдиться. Просто выразил благодарность за звонок и признался, что рад был бы встретиться с президентом лично, обсудить права секс-меньшинств и поговорить о поставках препаратов против СПИДа. Через несколько недель мне домой позвонил настоящий Владимир Путин, извинился и сказал, что хотел бы назначить встречу. Встреча пока не состоялась – с тех пор я еще раз ездил в Россию, но мое приглашение в Кремль, видимо, затерялось где-то у них на почте. Но, люди, поверьте, я не теряю надежды!

Невозможно достичь цели, никого при этом не разозлив. Пример – случай, когда в 2010 году меня пригласили выступить на свадьбе телеведущего Раша Лимбо, известного своими консервативными ультраправыми взглядами. Честно, я сам удивился такому приглашению и первое, что сказал со сцены: «Думаю, вы сейчас задаетесь вопросом: какого черта здесь делает Элтон Джон?» После этого события на меня обрушился град критики: как, мол, можно выступать перед «фашистом», который делает идиотские заявления о СПИДе? Но я предпочитаю возводить мосты, а не стены. К тому же свой гонорар я передал Фонду по борьбе со СПИДом, и могу вас уверить: как свадебный певец я стою очень и очень дорого! Так выступление на свадьбе отъявленного гомофоба стало своего рода фандрайзинговым мероприятием.

Но в последние годы случилось и много печальных событий. Покончил с собой Боб Берч, бас-гитарист, с которым мы работали более двадцати лет. В середине девяностых в Монреале прямо перед концертом его сбил грузовик, он получил тяжелейшие травмы и с тех пор так и не восстановился. Видимо, я не осознавал, какую страшную физическую боль он испытывал и сколь тяжела была психологическая нагрузка. Я видел лишь невероятную силу духа: врачи сказали, что он никогда не сможет ходить, но уже через полгода он отправился с нами в гастрольное турне. Он играл все так же прекрасно и ни разу никому не пожаловался, даже если был вынужден играть сидя. Но летом 2012 года во время перерыва в гастрольном графике его боли усилились и, судя по всему, стали невыносимыми. Я был у себя в Ницце, в шесть утра мне позвонил Дейви и сообщил, что Боб застрелился во дворе своего дома в Лос-Анджелесе. Как же я сожалел, что он ничего не говорил нам, не подавал виду, держал все в себе. Не знаю, чем бы я мог помочь, но после его гибели меня не оставляли мысли о том, что этот человек, наш друг и коллега, страдал молча, и никто не знал, что он на самом деле испытывает.