href="ch2-291.xhtml#id206" class="a">[291]. Коллега Кэт, Эндрю Уайтен, писал: «Сообщества шимпанзе похожи на человеческие культуры тем, что также обладают набором локальных традиций, которые являются их уникальным идентифицирующим признаком». По его словам, они обладают «сложной системой социальной наследственности, которая дополняет генетическую картину»[292].

Сегодня, понаблюдав, как шимпанзе проснулись на рассвете, забрались на плодовые деревья и провели там несколько часов, кормясь и отдыхая, мы последовали за ними по их ежедневному маршруту к водопою. Там они сразу приступили к делу: стали спокойно утолять жажду в тишине. Одни шимпанзе наклоняются прямо к илистым лужицам, упираясь ладонями в землю и выгнув спину дугой. Другие, чтобы не пачкать руки, хватаются за какое-нибудь деревце рядом и тянутся к воде, держась за него. Молодняк наблюдает за старшими, постигая, что значит быть шимпанзе.

Сухой сезон назван так недаром, и мучимые жаждой шимпанзе тесно сгрудились вокруг усыхающих лужиц. Впрочем, одна из взрослых самок, Оньофи, придумала, как добыть себе чистой воды. Решительно действуя левой рукой, она выскребает в сыром иле неглубокую ямку и ждет, пока она наполнится. (Имя Оньофи означает «палец». Указательный палец на ее правой руке не сгибается и торчит вперед из парализованной кисти.)

Все вокруг смотрят на Оньофи, любопытствуя, что это она делает. Один из детенышей тоже принимается копать. Вряд ли он понимает зачем: он просто повторяет то, что делает кто-то из взрослых.

Дальше Оньофи берет пригоршню листьев, заталкивает в рот и пережевывает, потом вынимает этот комок и погружает получившуюся губку в вырытую ямку с водой. Она подносит напитавшийся комок ко рту, выжимает воду на язык, смакует питье, добытое собственным трудом, и повторяет все заново.

Двадцатилетняя Тайбу тоже выкапывает ямку и жует листья. Ее детеныш выпрашивает у матери мокрую губку, тыча в нее пальцем и касаясь собственного рта.

Молодые шимпанзе часто пьют с помощью таких губок, устроившись рядом со своими матерями. Тут удивляться нечему: они всё делают рядом с матерями. Как принято и в традиционных человеческих обществах, большинство шимпанзе учатся, просто наблюдая.

Даже во многих человеческих культурах дети постигают науку жизни, глядя на взрослых, без всякого специального обучения. В частности, в своих мемуарах Генри Беатус – старший, представитель племени индейцев-атабасков с Аляски, вспоминал: «Я видел, как моя бабушка разделывает рыбу, поэтому я достал свой ножик. И принялся изображать, как будто я тоже режу и развешиваю сушить… я просто повторял за ней… Она мне не помогала. Я просто наблюдал и понимал, что нужно делать»[293].

Чему должны учиться шимпанзе, наблюдая за другими шимпанзе? Скажем так: шимпанзе должны учиться всему – и в первую очередь они должны понять, кто они такие, а это определяется тем, с кем они вместе. Когда шимпанзе, жившего в неволе, выпускают в природу, он почти всегда кончает плохо. Шимпанзе, выращенные человеком, так же неподготовлены к тому, чтобы встроиться в дикое сообщество (и быть принятыми там), как и любой из нас, если нас выпустить в амазонский дождевой лес, населенный местными племенами. Крупные обезьяны, выпущенные на свободу, обычно умирают от голода; иногда их убивают. Их долгое детство, такое же, как у нас, нужно для того, чтобы они научились быть теми, кем им предстоит стать. Они должны стать нормальными обезьянами. Их дикая жизнь совсем не такая, как мы ее себе представляли; это культурное сосуществование.

Оньофи, Тайбу и некоторые другие шимпанзе делают губки для питья из смятых в комки листьев. Шестьдесят лет исследований говорят нам, что все популяции шимпанзе делают губки из листьев. Вот и Альф пользуется привычным способом: сминает большие листья гармошкой. Новинка – губки из мха, – видимо, появилась совершенно внезапно, в 2011 году. Такие губки, используемые лишь немногими шимпанзе, проще и быстрее изготавливать, и воды они набирают больше. То есть это несомненное культурное усовершенствование. Однако использование таких губок распространяется медленно, ведь мятые листья – уже хорошо знакомый и испытанный инструмент.

Наблюдая за Оньофи, мы видим – и другие шимпанзе тоже видят, – что можно выкопать во влажной грязи ямку, подождать, пока она наполнится водой, и получить личную поилку; однако регулярно такие ямки копают только Оньофи и еще пара других особей.

«Они ведь видели, как кто-то делает такие ямки-поилки, и даже сами пили из них, но… Они такие консервативные», – Кэт вздыхает почти с раздражением.

Учитывая этот консерватизм, довольно удивительно (и здесь есть своеобразная ирония), что в местах, где территории шимпанзе граничат с фермерскими хозяйствами, обезьяны очень быстро учатся есть плоды и прочий корм, с которыми раньше им не приходилось иметь дела, например с гуайявой.

«Неужели, – спрашивает Кэт, – у них есть какие-то общие правила вроде "В лесу избегай любой необычной пищи" и "За пределами леса человеческая пища вполне безопасна"?» – «Может быть, – допускаю я, – это все равно как вырасти среди людей, которые привыкли есть дрожжевой экстракт».

Кэт смеется, потому что аналогия и в самом деле подходящая. В Шотландии, где Кэт живет в то время, когда она не работает в Уганде, некоторые вполне привычные и даже весьма любимые блюда, в частности пресловутые дрожжевой экстракт или хаггис, – иностранцам вроде меня могут показаться странными, а то и вовсе несъедобными. Шимпанзе из сообщества Вайбира иногда ловят и едят мелких лесных антилоп – красных и голубых дукеров. Но если голубого дукера поймают шимпанзе из сообщества Сонсо, они не станут его есть, а просто бросят. В самом деле, порой их культурная избирательность настолько расточительная, что это отдает безумием.

Во многих человеческих культурах люди употребляют в пищу яйца, рыбу, насекомых или грызунов. А во многих других культурах некоторые из этих видов пищи не считаются съедобными. Давным-давно, когда мне довелось прожить несколько недель в Кении, в холмах Лойта, с представителями народа масаи, я видел, как они пили свежую кровь, текущую из перерезанного горла коровы; при этом они были уверены, что если станут есть яйца, рыбу или головы зарезанных ими же козлов, то непременно заболеют, хотя в Европе, да и во многих других краях, все это считается нормальной едой. Многие европейцы или американцы не станут есть кузнечиков или крыс, хотя и то и другое я видел на продуктовых рынках других континентов.

Тем из нас, кто знает, что такое гуайява, может показаться очень неразумным, если шимпанзе откажутся ее есть просто потому, что никогда не ели ее прежде. Однако жители тропиков употребляют множество разных плодов, которые люди, приехавшие из других стран, обходят вниманием, потому что никогда не видели их раньше, не знают, каковы они на вкус, и вообще не представляют, что с