— Я рядом, выхожу из «Порталона». Жду тебя.

Вскоре мы встретились под аркой внушительного средневекового здания, стоящего возле площади Бурульерия. Эстибалис достала мобильник и набрала номер Милан.

— Мы с инспектором Айялой ужинали в «Порталоне», а потом говорим друг другу: зайдем-ка к Милан, она рассказывала, что сняла квартиру в башне Анда…

— Я никогда вам не рассказывала, где живу, инспектор, — услышал я голос Милан.

— Ах, вот как? Значит, это был Пенья…

— Не думаю, — отрезала она.

— В общем, мы тут, внизу, и нам ужасно любопытно увидеть вашу квартиру, потому что мы не знакомы ни с кем, кто жил бы в этом старейшем доме Витории. Можем мы зайти к вам и посмотреть его изнутри? Я позвоню в домофон; откройте нам, пожалуйста.

Милан потребовалось несколько бесконечных секунд, чтобы открыть нижнюю дверь.

Подойдя к ее квартире на верхнем этаже, мы услышали, как за дверью кто-то торопливо и небрежно наводит в доме порядок.

Эстибалис, насторожившись, снова позвонила в дверной звонок.

Милан распахнула дверь. Волосы у нее были мокрые, сверху накинут халат, под которым явно ничего не было. И только в это мгновение я понял неприятное чувство дежавю, которое возникало у меня всякий раз, когда я ее видел, а заодно и замечание дедушки. Милан была не Ребеккой. Она попросту не могла ею быть. Потому что Милан в точности походила на Мариан Мартинес, студентку исторического факультета, которую я не сумел спасти двадцать четыре года назад.

10 января 2017 года, вторник

Я инстинктивно сделал шаг назад. Милан с мокрыми волосами слишком соответствовала моему последнему воспоминанию о Мариан, сохранившемуся в моей памяти: как я с трудом удерживал ее на поверхности воды возле утеса Мансано.

— Мариан? Вы ведь Мариан, верно?

Милан молчала. Эстибалис ничего не понимала.

— Кто такая Мариан? — растерянно спросила она.

— Я не Мариан, — проговорила Милан, все еще неуверенно держа руку на дверной раме. Уж не собирается ли она захлопнуть дверь у нас перед носом?

— Но вы вылитая Мариан, теперь я это ясно вижу, — настаивал я. — Старше ее, но…

— Но я не Мариан.

— Мы можем спокойно поговорить у вас в гостиной, Милан? — вмешалась Эстибалис, потихоньку просачиваясь в прихожую.

— Конечно, но я не ждала ничьего визита, инспекторы. Извините за беспорядок, — пробормотала Милан, покрепче затянув пояс халата.

Мы с Эсти зашагали по коридору многовекового дома, но, проходя мимо одной из комнат, застыли на месте.

Стена помещения, представлявшего собой кабинет, в котором не имелось практически ничего, кроме ноутбука, одиноко стоящего посреди необжитой пустоты, была обклеена фотографиями, а также розовыми, зелеными и оранжевыми стикерами. Розовые стикеры относились к фотографиям Сауля Товара. К десяткам фотографий. Сауль в детстве, в юности, во времена лагеря, на лекциях в течение двадцати лет, пока я его не видел. Чего, судя по такому количеству фотографий, нельзя было сказать о Милан.

Зеленые стикеры предназначались Асьеру, Лучо и Хоте, а заодно и мне самому. Она сохранила все наши посиделки в кафе, выложенные когда-то в социальных сетях, все мои фото из прессы, освещавшей некогда дело о двойном преступлении в дольмене. Фотографии, которые я считал приватными, также украшали ее кабинет.

Оранжевые стикеры указывали временную шкалу жизни и смерти Аннабель Ли. Подробное резюме ее издательской карьеры с тех пор, как двадцать лет назад она опубликовала первый комикс. Презентации, автограф-сессии, встречи с читателями. У Милан было несравнимо больше графического материала, чем у нас.

Я подошел к стене и сорвал фотографию, точная копия которой хранилась на чердаке в Вильяверде. Вся наша компания, только моложе: хрупкие фигуры, узкие плечи, и никто не знает, что произойдет всего через несколько дней…

— Милан, вы должны нам кое-что объяснить, — сказал я, повернулся к ней и показал фотографию. — Или все-таки Мариан?

— Кто-нибудь объяснит мне, кто такая Мариан? — вскричала Эстибалис.

— Ее больше нет.

— Хорошо, но что это была за женщина? — настаивала моя спутница.

— Она была моей старшей сестрой. Она умерла или была убита в лагере в девяносто втором году.

И тут я понял: это знакомое лицо, эти черты, которые я уже видел раньше… Глаза, близко посаженные друг к другу, спартанское телосложение, созданное для битв…

— Твоя сестра? Я не знал, что у Мариан была сестра.

— Да, у нее была семья, инспектор Айяла. Такое случается: две жизни текут параллельно, и никто не задает друг другу вопросы. И никто не потрудился что-нибудь объяснить нашим родителям. Они были пожилыми людьми, и смерть дочери их раздавила. Они молчали, чтобы никого не потревожить. А я тогда была совсем ребенком и осталась без… Без сестры, которая фактически меня воспитывала. Мне нужно знать, действительно ли это был несчастный случай, убили ли ее, а может, она сама прыгнула в море… Никто, казалось, не интересовался тем, что там произошло; просто в воскресенье вечером нам вернули ее тело.

— Погодите, погодите… что значит «убили»? Она же сорвалась со скалы.

— Вы это сами видели? — яростно прошипела Милан, забирая у меня фотографию.

— Нет.

— Может, это видел кто-нибудь другой?

— Сауль.

— Ага, Сауль…

— Думаете, Сауль что-то скрывает, и это он толкнул ее с обрыва?

— Вы были тем юношей, который бросился за ней в воду; вы должны были находиться где-то рядом. Что произошло на самом деле?

Я вспомнил то, чего не хотел вспоминать. В моих воспоминаниях сохранились только яростные волны, вырывавшие у меня Мариан, и тяжесть ее мертвого тела. Мозг зафиксировал лишь физические ощущения. Но как ей об этом сказать?

— Мы с Аннабель сидели на вершине утеса, недалеко от пляжа Портио. — Эта длинная фраза далась мне с трудом. — Ваша сестра промчалась мимо, как фурия, на бегу спросила нас о Сауле и отправилась прямиком к нему. А потом мы увидели ее в море, возле утеса Мансано.

— Как, черт возьми, она оказалась в море? Она была нормальным человеком, у нее не было причин сводить счеты с жизнью, тем более на глазах у преподавателя и студентов.

— Сауль сказал, что ее сбросило порывом ветра.

— В тот день действительно дул сильный ветер, инспектор?

— Начинался дождь, но там, где сидели мы с Аннабель, ветра, по правде сказать, не было. А затем разыгралась настоящая летняя гроза, поднялись волны…

— И вы полагаете, что порыв ветра мог сдуть мою сестру? — вскричала Милан, не в силах сдержаться.