Ничто не доставляло Траяну такого удовольствия, как эта дорога. Он сразу замечал опасную позицию на близлежащем холме и отправлял туда всадников из кавалерийской алы[133]Лузия Квиета — проверить, нет ли засады, оценивал просторность раскрывавшейся перед ним долины — сгодится ли она для предстоящего сражения, и мысленно уже расставлял легионы и пускал кавалерию прикрывать фланги. Стены крепости, как только попадалась такая по дороге, в первые дни непременно брошенная, он измерял в мыслях, и тут же делал расчет — сколько осадных башен придется подкатить к этим стенам, чтобы взять их с наименьшими потерями. Или же вовсе не надо башен — построиться черепахой, пробраться к воротам и поручить здоровяку-германцу из вспомогательной когорты хорошенько треснуть в створки, чтоб распались они гнилым орехом. Но все это были пока лишь мысленные сражения: если не считать Арцидавы — даки уходили, ускользали, растворялись в синеве своих гор.

В этот раз Децебал решил огрызнуться.

Берзобис был укреплен куда лучше, чем Арцидава. Крепкие стены из тесаного камня нельзя было взять с наскока. Опять большинство жителей ушли на север и на восток в горы, но Децебал решил не сдавать крепость без боя, оставил в ней гарнизон. Царь Дакии выгадывал время, чтобы призвать ненадежных соседей и подтвердить старые союзы. А союзники выжидали, смотрели, на чью сторону склонится чаша весов. Никогда прежде земля эта не видела подобной армии — только Траян вел с собой почти сто тысяч солдат.

Первым делом римляне стали сооружать осадные башни, делать насыпи, чтобы подкатить свои башни под стены. Установленные на помостах баллисты и онагры, разумеется, разрушить стены не могли, но зато сбивали со стен защитников, разбивали навесы и зубцы. Засевшие в близлежащих лесах варвары пытались нападать в темноте, — всякий раз безрезультатно: ночью римляне запирались в своем временном лагере и выставляли двойные караулы. Фуражиров и лесорубов убивали, но римляне вырубали леса, все дальше и дальше отгоняя варваров от крепости. Чтобы даки не могли напасть внезапно, на всем очищенном пространстве устраивали ямы в форме лилий, на дне вбивали колья. В темноте провалиться в такую ловушку ничего не стоило даже опытному следопыту.

Каждое утро фракиец-переводчик из Нижней Мезии, у которого даки увели в плен двух сестер, выезжал к воротам и, держась на безопасном расстоянии, выкрикивал предложения Траяна сдаться. Римлянам было невдомек, что всякий раз переводчик добавлял что-нибудь оскорбительное в адрес Децебала, а затем пускал коня вскачь, потому как даки открывали по нему шквальный огонь. Но фракиец знал отлично, какова дальнобойность дакийских луков, и потому становился всякий раз на границе досягаемости. В него пытались попасть из катапульты, Однако он выбирал для новой речи новое место, чтобы не дать осажденным пристреляться. А попасть в одинокого всадника с первого раза было практически невозможно.

Медленно разрасталась вокруг Берзобиса раковая опухоль осадных укреплений — насыпи и осадные башни постепенно окружили крепость со всех сторон. Поначалу солдаты фабрума пробовали царапать на камнях обидные фразы, вроде «ищу задницу Децебала» или «ищу киску царицы», но потом кто-то подсказал юмористам, что местные варвары латынь не разумеют и вряд ли оценят шутки. Тогда солдаты придумали лепить из глины горшки, обжигать в самодельной печи и наполнять дерьмом из уборных. Горшки с дерьмом баллисты забрасывали прямиком на стены. Вопли и ругань, что слышны были даже в римском лагере, свидетельствовали: оружие действует.

Так «веселились» они, пока однажды утром не раздался сигнал трубы — и тогда по ступеням осадных башен кинулись наверх легионеры, полетели с установленных на возвышения баллист камни, окованная медью «баранья голова» тарана ударила в ворота.

Почти одновременно рухнули ворота, и легионерам одной из башен удалось ворваться на стену. Штурмующим на соседней башне не повезло — дакам все-таки удалось ее зажечь, разбив о стену башни несколько горшков с нефтью. Облитые горящей нефтью легионеры прыгали вниз, чтобы умереть на земле с переломанными костями и сожженной кожей.

Даже когда в полдень римляне ворвались внутрь, гарнизон не сдался и сражался еще до самого вечера. В узких проулках римляне не хотели подставляться под железо опасных фальксов. Наступали медленно, били пилумами — если не попадали в самих даков, то хотя бы делали их щиты бесполезными. Две центурии Седьмого Клавдиева легиона и с ними две сотни пращников забрались на дома, рассыпались по крышам опустевших домов, били по дакам сверху — пилумами и камнями.

Но даже опустевшие дома обернулись коварным врагом. Несколько даков из гарнизона быстро смекнули, в чем дело, стали устраивать засады в домах, не надеясь на победу или спасение, но рассчитывая прихватить с собой двух-трех нападавших. Замолксис обещал им жизнь вечную. Но оборонявшихся было слишком мало, и в конце концов римляне одолели.

После того как пал последний боец гарнизона, до самой ночи носились по улочкам перемазанные в крови германцы, у каждого в шуйце была отрубленная голова, у некоторых — по две. С этой добычей они устремлялись к императору — похвастаться своим героизмом, чтобы получить из груды захваченного добра золотую брошь или серебряную застежку. Брать себе самовольно ничего не разрешалось — все найденное сносилось в общую кучу.

В этот день двоих пленных привезли показать императору. Траян стоял вместе с Адрианом и Лицинием Сурой, когда ауксилларии подтащили к нему пленного. Следом подошел переводчик-фракиец.

— Любому, кто согласится служить Риму, я дарую титул союзника римского народа, — сказал Траян пленному.

Фракиец перевел слова Траяна.

Дак был ранен в руку и ногу, и даже под слоем загара проступала синеватая бледность. Волосы, за которые держал его ауксилларий, слепились в кровавый колтун. Лицо было тоже в крови, губы опухли. А вот голубые глаза искрились безумным весельем.

— Стоп! — сказал вдруг Лициний Сура, заподозрив неладное. — Ближе не подводи.

Дак помолчал, играя желваками, потом надул щеки и сплюнул, метя кровавой слюной в императора. Не доплюнул.

Переводчик закричал, ткнул кулаком в мокрый от крови рот пленника.

— Переведи, — велел переводчику Траян, глядя вдаль, поверх головы пленника. И добавил: — Переведи точно… Все равно эта земля со всеми сокровищами будет принадлежать Риму. Риму и мне. Рим никогда не отказывается от намеченной цели. Отныне вы можете выбирать, на каких условиях мне подчиниться. А впрочем… выбирать тоже буду я. Как называется следующая крепость, которую мы должны взять? — спросил Траян у Адриана.

— Аизис, — последовал ответ.

Лето 854 года от основания Рима[134]

Дакия

Наместник Лаберий Максим по-прежнему не спешил — в покрытых лесами дакийских горах легко угодить в засаду. Приходилось прокладывать дороги, рассеивать по склонам отряды конницы и легковооруженных ауксиллариев, чтобы те прочесывали буквально каждый куст, выискивали засаду. Один хребет за другим вставали на пути, как шеренги легионеров хорошо обученной армии. Если посмотреть на карту, дорога не так уж длинна. Обе армии должны были соединиться где-то в долине Тибуска,[135]чтобы выйти к ущелью Бистры. Но где этот самый Тибуск, где ущелье, и сам наместник Лаберий Максим, и его легаты, и даже разведчики во главе с Валенсом представляли весьма смутно.