не стану. Правда, пока паниковать рано, нужно понять, чего ему вообще от меня надо?

— Вас вызвали, гражданин Данилов для дачи показаний по интересующему нас делу, — сухим, казенным, как его кабинет, голосом произнес Киреев. — Предупреждаю вас об ответственности за дачу заведомо ложных показаний.

— Готов рассказать все, что знаю, — откликнулся я. — По делу, конечно…

— Знаком ли вам Иннокентий Васильевич Стропилин, заведующий отделом райкома ВЛКСМ по работе с первичными школьными комсомольскими и пионерскими организациями?

— Да, мы вместе учились в школе, в Тюмени, но потом наши пути разошлись, — не стал отрицать я. — Случайно встретились здесь, в Литейске. Несколько раз виделись.

— Это были исключительно дружеские встречи или что-то еще?

— Дружеские, — чуть покривив душою, сказал я. — «Что-то еще», то есть встреча по делу у нас была только одна. Когда Стропилин привез призы для участников соревнований по вольной борьбе.

— Значит, вы не отрицаете факта передачи вам призов?

— Конечно, нет, — пожал я плечами. — Стропилин привез коробку с призами, которые я и вручил победителям соревнования.

— А почему он передал их именно вам, а не устроителям соревнования?

— Черт его… Э-э… Извините, я хотел сказать, понятия не имею.

— Стропилин давал вам на подпись вот этот документ? — спросил Киреев, передавая мне листок, который он вынул из папки.

— Ну да, — сказал я, внимательно просмотрев список, — я расписался за получение призов.

— Это ваша подпись? — он ткнул кончиком карандаша в оставленную мною под перечислением кубков закорючку.

— Моя! — сказал я.

— Предъявите ваш паспорт, пожалуйста.

Я вытащил из кармана и протянул ему красную книжицу. Капитан открыл ее и показал мне разворот, где была фотография и поспись под ней.

— И это тоже ваша подпись?

Сличив два автографа, я обомлел. Ну, конечно! Подписи-то отличались! Ведь под фоткой в паспорте было выведено округлыми буквами «ДАНИЛОВ» и маленький хвостик, а под злополучным списком призов мой автограф, а не Шурикова, собственноручная подпись в виде «ДАН» и витиеватая загогулина следом. Я машинально расписывался так, как привык в прошлой жизни, не догадавшись сравнить свой автограф с тем, что был в паспорте. Впрочем, само по себе это еще ничего не доказывает. Паспорт Санек получил в шестнадцать лет, а сейчас ему двадцать два. Мог он за это время начать расписываться по другому? Мог!

— И это моя, — честно ответил я. — Я ее изменил, когда стал старше.

— Значит, подтверждаете?

— Подтверждаю.

Он долго что-то царапал, видимо заносил мои показания в протокол. Потом протянул мне чистый листок и авторучку.

— Оставьте несколько автографов, гражданин Данилов, — распорядился Киреев. — В том числе и тот вариант, который у вас в паспорте. Будет проведена графологическая экспертиза.

Я автоматически расписался привычным образом. С паспортным вариантом тоже проблем не возникло. Помнят рученьки-то! Капитан ОБХСС отобрал у меня листок, неопределенно покачал головой — то ли одобряя, то ли — нет, потом сказал:

— На этом пока все, гражданин Данилов. Давайте ваш пропуск, я подпишу… Если еще понадобитесь, вас вызовут.

Получив пропуск с закорючкой, я сделал дяде ручкой и покинул кабинет. С невыразимым чувством облегчения. Хотя радоваться было пока нечему. Втянул-таки меня Кеша в какую-то мутную историю! Он что, стырил эти кубки?.. Для чего, чтобы я их юным борцам вручил⁈ Бред какой-то! Кубки, сами по себе, ценности особой не представляют. Ладно, будем посмотреть. И будем честно делать свое дело. В конце концов, если меня и использовали, то втемную. Однако мне урок — больше никаких дел с Иннокентием не иметь, на какую бы общественную пользу тот ни ссылался.

Не то что бы настроение мое сильно улучшилось, но чуть-чуть отпустило. Я вернулся в школу. У меня было еще одно занятие. А потом и первая установочная тренировка. Я ее назначил на восемь вечера, так что после уроков у меня еще было время поесть и заглянуть в магазин насчет раскладушки, матраса и прочего. Надо как-то обживаться в квартире. Конечно, прежде чем обставлять, хорошо бы минимальный ремонт сделать… Хотя бы обои переклеить… Как у них тут с отделочными материалами? Дефицит, как и многое другое?..

Все эти заботы не вызывали в душе ничего, кроме уныния. Я понял, что мне совсем не интересно ходить по магазинам, искать раскладушку, матрас, обои, думать о ремонте… Тоска… На хрена мне нужна эта квартира?.. Ну буду я в своей ванне мыться и в гордом одиночестве в теплом сортире газеты читать… Потом разживусь подержанным телевизором, трудовик обещал помочь, и стану «Цыгана» смотреть по вечерам, ну или что-то другое… «Семнадцать мгновений весны», например, или «Место встречи изменить нельзя»…

После потихоньку обрасту мебелями, коврами, хрусталями, буду баб водить… И ждать… Чего, спрашивается⁈ Перемен, которые станут гнуть и корежить страну, покуда ее совсем не развалят?.. Снова кинусь в этот водоворот, чтобы выплыть из него в относительно спокойные нулевые и десятые годы и дальше — в бурные двадцатые, из которых меня вынесет, если доживу, дальше, в еще неведомое мне будущее… И все эти годы я буду постепенно стареть, дряхлеть, вспоминать об удивительном шансе, предоставленном мне высшими силами, и о том, как я им бестолково воспользовался…

Хватит лукавить и ходить вокруг да около! У меня просто не хватает смелости признаться самому себе, что не нужна мне ни педагогическая карьера, ни рост личного благосостояния, ни знание того, что будет… Ничего мне не нужно — без Илги… Я махнул рукой и на обед, и на магазины. Поймал тачку и поехал по адресу, который огненными письменами запечатлелся в моей памяти… Если дверь мне опять откроет ее квартирная хозяйка, я сделаю все, что она потребует, отдам все деньги, лишь бы старушка сказала, где мне искать ее постоялицу?

До двери я не дошел. Только выбрался из машины, как меня окликнул до боли родной голос. Все повторялось. Илга опять появилась внезапно, хотя ведь сейчас я искал ее, а не она меня. Хотите верьте, хотите нет, но когда такси въезжало во двор, в нем никого не было. Хорошо, что водитель замешкался и не уехал сразу. Ничего не говоря, я схватил девушку за руку и втащил ее в салон «Волги». Илга не сопротивлялась. Спокойно устроилась на заднем сиденье рядом со мною, словно мы заранее договорились, что я заеду за ней.

— Пожалуйста, отвезите нас на