— Спасибо, Гор, — Славка откинула голову на мое плечо, клюнула куда-то в подбородок, коротко дернув уголком губ. Немного поерзав, села ровнее, чтобы сделать глоток кофе.

И пусть сейчас я не видел, но был уверен, что она сверлит взглядом свой монитор, все еще докручивает в голове исправления и тесты, наверняка гадает, почему не заметила косяк.

Упрямая.

— Не за что, — ответил, потянувшись за своим стаканом и обратился к ИИ: — Энджи, сохрани данные и выключи, пожалуйста, компьютер княгини Станиславы.

— Гор… — Лава.

— Да, князь Игорь.

— Что? — спросил, отпивая из своего стакана. — На сегодня мы закончили. Сейчас допьем кофе, и я отвезу тебя домой. И завтра, уже сегодня, — поправился, бросив взгляд на трекер, — я не хочу видеть тебя в офисе раньше одиннадцати.

— Я говорила, что ты тиран? — вздохнула Воронова нарочито громко. Я только хмыкнул, делая следующий глоток и пробираясь рукой ей под толстовку.

Никогда раньше за собой не замечал такой… тактильности. А к Славке прикасаться хотелось постоянно: трогать ее, гладить, обнимать, не выпускать из рук.

— Ястреб, — зашипела возмущенно, но совершенно неискренне.

— Тут нет никого сейчас. Никто не войдет, — улыбнулся, поглаживая нежную кожу. — Не ворчи.

— Если ты продолжишь в том же духе, я отключусь прямо здесь, — ответила, расслабляясь за секунды, откидываясь на меня полностью.

— Отключайся, — пожал плечами, не думая прекращать. Меня все более чем устраивало.

Славка покачала головой и сделала следующий глоток кофе, блаженно щурясь. А потом вдруг коснулась щеки, провела вверх, уперлась затылком в грудь, выгнувшись, всматриваясь в лицо, и стащила с меня очки. Убрала их, не глядя, в карман, но позы не изменила. Продолжала смотреть и едва заметно хмуриться.

— Что? Почему ты так смотришь?

Она снова подняла руку, провела пальцами прохладными вдоль переносицы, погладила.

— Тебе надо очки поменять, Гор, — ответила, снова проводя пальцами. — Эти натирают, — и еще раз.

В глазах переливалось огромное, тягучее и очень теплое, без привычного ехидства или упрямства, подозрений или раздражения, что-то очень чистое.

И колючий комок провалился куда-то в желудок, царапая. Гудело в башке, а пространство вдруг сузилось и сжалось, оставляя только ее лицо. Глаза лисьи и расслабленная полуулыбка.

— Хорошо, — проскрипел чужим голосом и медленно наклонился к губам, просто провел по ним своими. Вдыхая, ощущая. Бархат и запах кофе с миндальным сиропом. Слишком сладкий для меня кофе, но на Славкиных губах совершенно такой, как надо.

Лава прижалась ко мне плотнее на миг, а потом села ровнее. Не говорила больше ничего, расслабилась и думала о чем-то своем. Я тишину не тревожил, чтобы не спугнуть, чтобы не разбить на осколки то, что сейчас происходило.

Мы просто пили кофе на полу ее кабинета, под шуршание ботов, в пустом здании Иннотек, в ночь с воскресенья на понедельник, когда все нормальные люди давно спали в своих домах.

И было хорошо. Реально хорошо, очень спокойно.

А через полчаса я вез Славку по полупустым улицам, за моей машиной ехал кар Вороновой, ведомый Энджи, почти никого не было на дороге — небывалая роскошь для Москвы. Из динамиков лилось что-то тихое и переливчатое, Лава дремала, сжимая мою правую руку в своей. И даже не особенно отбрыкивалась, когда я посадил ее в свою тачку.

Остановился возле соседнего дома, поцеловал долго и вкусно и, с трудом сдерживаясь, все-таки отпустил, дождался, пока в окнах зажжется свет, а потом все-таки нехотя отправился к себе.

Надо бы еще с Чертом нормально поговорить, выяснить, что происходило, пока нас не было.

Но уже завтра.

В кровать я рухнул и отключился моментально, только в душе вспомнив, что очки так и остались у Вороновой. С утра, видимо, придется все-таки заехать в оптику.

Вот только никуда я не поехал с утра. В семь меня разбудил звонок, и я ломанулся в сорок седьмую, загород, потому что звонил лечащий врач деда, потому что ему стало плохо, потому что понедельник — это просто дерьмовый день. Раздал на ходу указания своим, предупредил Андрея и Славку, что появлюсь не раньше четырех, и помчался на север, в знакомую до зубного скрежета клинику.

— Игорь, ты объясни ей, что в моем возрасте я сам могу решать, что делать, а что нет, — огрызнулся дед, одаривая не менее раздраженным взглядом заведующую отделением. Мой ответ в данной ситуации явно не требовался ни одному из участников баталии. Дискуссия продолжалась в выбранном направлении вот уже минут десять.

— Игорь, — перевела на меня взгляд женщина, — скажи Федору Александровичу, что еще чуть-чуть и он дорешает до инфаркта, и те дрова, что он успеет наколоть, пойдут ему на гроб.

— Игорь, — повернул ко мне голову вышеупомянутый Федор Александрович, — передай, пожалуйста, Нине Константиновне, что я предпочитаю кремацию.

— Тогда на растопку печи, — шарахнула врач ручкой особенно громко.

— Я сам буду решать… — вступил снова дед, выпрямляя спину и расправляя плечи, снова глядя на строгого врача с вызовом и упрямством медведея-шатуна. Я поднялся на ноги, закатывая глаза. Сценарий спектакля был известен вплоть до запятых и многоточий. Рекомендации у деда в карте, список лекарств у меня в смарте, с дедом все в порядке, поэтому необходимости в моем присутствии нет. Они еще минут десять посоревнуются в остроумии, после медсестра снимет капельницу, непримиримые стороны местечкового конфликта пожмут друг другу руки, и я отвезу старика домой, клятвенно пообещав, что неугомонный, как мальчишка, пациент будет принимать прописанные ему таблетки.

— Вы общайтесь, — улыбнулся обоим, — а я деда в машине подожду, заодно загляну в аптеку.

— Я не буду…

Вникать и ждать не стал, закрыл дверь и действительно пошел в аптеку.

Что он не будет, понятно было и без продолжения. Он не будет заталкивать в себя «химию», не будет следовать предписаниям и будет продолжать колоть дрова. Действительно до гроба.

История повторялась с точностью до мельчайшего жеста и до этого вымораживающего постукивания ручкой каждые два-три месяца, и что-то сделать с этим у меня не выходило.

Правда на этот раз Федор Александрович вполне спокойно сел в машину и даже забрал пакет с таблетками без привычного ворчания, когда кар остановился возле дома.

— Я приеду к тебе на этих выходных, — пообещал, щелкая замками. — Возможно, не один.

— С кем? — каркнул он привычно, выбираясь из нутра тачки.

— С девушкой, дед, — улыбнулся, наблюдая за тем, как он сощурился, стоя у распахнутой двери машины. — Постарайся не дорешаться снова до больницы, а то знакомство не состоится.

Упрямый старик только неопределенно цыкнул и развернулся на каблуках, хлопнув дверцей. Я хохотнул, провожая его фигуру взглядом, завел мотор и снова вдавил педаль в пол, прикидывая, успею ли заскочить куда-нибудь за обедом на вынос или лучше наведаться все-таки в Иннотековский корт. Жрать хотелось страшно, и так же страшно хотелось попасть в свой кабинет раньше четырех. Дел дохрена, а полдня уже были спущены в унитаз.