Я сворачивал на трассу, когда Энджи сообщила о новом входящем, часы показывали половину второго, перехваченный на заправке хот-дог давно растворился, а Москва в своей лучшей манере стояла намертво.

— Прочитай, — бросил коротко, не отвлекаясь от дороги.

— Превет! Тебе понравился подарок, Стася? Попробуй, они совсем, как из детства, ты любила их, надеюсь, ничего не изменилось.

Сука!

Я сжал руки на руле, продиктовал голосовое Черту и Сашке, прибавил скорость, забивая на предупреждения Энджи о возможных штрафах.

Первым позвонил Савельев вообще нихрена не с радостными новостями: Славки в офисе не было и сегодня не будет. Она сама сказала, точнее написала.

Я сбросил звонок и поставил автодозвон Вороновой. Судя по ее трекеру, Лава была дома, но к трубке не подходила. Не ответила ни на один звонок.

Выдеру нахрен!

У нас уже был с ней разговор о том, что она отвечает на мои звонки. Видимо, придется разговаривать по-другому.

— Да? — донеслось наконец-то, когда я сворачивал с МКАДа. Голос был… бесцветным. Вообще никаким. Звучал слишком ровно, слишком спокойно, тихо.

— Ты дома? — бросил отрывистое.

— Да. Я не приеду сегодня, написала же, — все такое же ровное и пустое.

— Не видел, — дернул головой, проскакивая светофор, потом еще один. — Я приеду.

— Не надо, Игорь, все…

— Надо! — рявкнул, отрубая связь.

В этот раз на консьержку даже рявкать не пришлось. Дородная тетка только проводила меня полным недовольства и подозрения взглядом к лифту и что-то вбила в допотопный комп.

Воронова дверь открыла после второго звонка. Открыла и тут же ушла куда-то вглубь квартиры.

Я захлопнул железную створку, скинул обувь и куртку, пошел за ней. На кухню.

— Где? — прорычал, перехватывая ее за плечи и разворачивая к себе лицом.

Она махнула рукой на подоконник, попробовала отвернуться к столешнице, даже руку к чайнику протянула. Бледная и снова испуганная.

— Рассказывай, Слав, — удержал ее на месте, взгляд скользнул по белой коробке на подоконнике. Как из кондитерской. Рядом лента подарочная, такая же белая, и никаких надписей, QR-кодов, обозначений, просто белая квадратная коробка. Уверен, что и отпечатков никаких.

Воронова втянула носом воздух, стиснула в пальцах ворот футболки у самого горла в нервном, напряженном жесте, облокотилась о темную поверхность.

— Я кофе допивала, собиралась выходить, когда… Когда дрон оставил ее на кондее. Тоже Боксовский, только экспресс в этот раз… — отрывистые фразы, ровный и спокойный голос, и взгляд невидящий в стену за моим плечом, и пальцы, побелевшие, все еще стискивают ворот футболки.

Ее хотелось встряхнуть.

Славка… Умная ведь, что ж лажаешь, как соплячка семнадцатилетняя, почему не думаешь? Что за странная власть над тобой у этого мудака, что она заставляет тебя совершать глупости?

— И ты ее взяла. Открыла, — я не спрашивал, скорее сам с собой разговаривал. Это как с желтой уточкой — проговоришь и баг найдешь, привычка. Но Славка, видимо, что-то прочитала по моей перекошенной роже, сжалась сильнее.

— Да. Я только потом… когда открыла, в себя пришла, — сжала ворот так, что его края впились в тонкую шею. — Ну или попробовала, — усмехнулась отрывисто и колюче, а взгляд все такой же пустой, голос чужой.

— Лава…

— Я знаю, — кивнула едва заметно. — Там могло быть что угодно. Вообще что угодно, просто… Я просто не думала в тот момент. Я разозлилась, — пальцы еще больше напряглись, горловина еще сильнее впилась в шею.

Черт!

Я шагнул к ней ближе, разжал аккуратно сведенные пальцы. Силой разжал, подхватил Лаву, усаживая на столешницу.

— Выдыхай, — поймал ее за подбородок, заставляя смотреть на меня. — Дыши. Что в коробке?

— Булки, — скривилась Славка. — Обычные булки с брусничным джемом, нам такие в школе давали. Я их любила, — добавила совсем тихо. — Их все любили.

Я хотел спросить, пробовала ли она их, но не успел. На запястье завибрировал трекер, оповещая о новом сообщении.

«Превет! Вкусные, да, Стася? Там еще что-то для тебя. Внутри одной из них, но, чтобы найти, придется попробовать. Давай же, не разочаровывай меня. Ты всегда была любопытной. Иногда себе во вред. Да? Да, Стася?»

Я рыкнул, взбесился настолько, что упустил момент, когда Славка выхватила у меня из рук телефон. Миг и она соскочила со столешницы, оказываясь возле подоконника.

Перехватить ее успел, когда Лава уже разломала одну из булок. Брусничное варенье измазало руки, выглядело как кровь на бледной коже. Глянцевая, пятнами и сгустками, сюрными кляксами.

— Лава…

— Мне надо увидеть. Я должна понять, Гор, понимаешь?

Нет, я не понимал. Не понимал, что она хочет найти в гребаных булках, что хочет понять. Зачем сама же над собой издевается.

Подхватил ее вместе с коробкой, усадил за стол и следующие пятнадцать минут помогал разламывать чертову выпечку, молча бесясь.

Бесило, что анон имеет над ней такую власть. Управляет ей. А она поддается, несмотря на все свои попытки, поддается и ведется. И с ума сходит.

Второй гребаный подарок нашел я. И сначала даже не понял, что это, в отличие от Славки.

Она выхватила маленький ободок у меня из руки, ринулась к раковине, сжимая в кулаке.

А когда звук воды стих, отшатнулась от нее, роняя кольцо на дно.

Детское кольцо. Старое. Раньше такие продавались вместе со жвачками. Перекрученная толстая проволока и пластиковый камешек. Зеленый. Убогое кольцо.

— Дым… — Воронова тряхнула головой, сглотнула, начала растирать запястья уже знакомым нервным жестом. Перепуганная. — Я не понимаю…

Снова драно тряхнула головой, так что длинные пряди хлестнули по лицу. Почти не слышно дыхания.

Она смотрела на кольцо не отрываясь, как на того убогого кролика, и дрожала. Секунда, две, три. Совершенно стеклянный взгляд, потемневшие глаза, как будто она проваливалась в кроличью нору с каждым следующим вдохом. Все глубже и глубже.

Я схватил детскую игрушку, швырнул назад в коробку, захлопывая крышку, принялся шариться по шкафам в поисках алкоголя.

Через двадцать минут Лава сидела под боком на диване в гостиной, пустой стакан из-под виски вертела в руках, собиралась с мыслями.

— Что ты знаешь? — тихо и неуверенно спросила она, все еще дрожа. — Я знаю, что ты что-то знаешь. Энджи сказала, ты проверял историю поиска, — нервное, торопливое. Воронова проглатывала слова и не поднимала на меня взгляд.

— Читал дело Сухорукова, — начал осторожно. — В общем-то, кроме этого, не знаю ничего, — погладил напряженные плечи, перехватил опять растирающие запястья пальцы. — Полагаю, ты в защите, да? Сама из Тюкалинска, жила там когда-то, — Воронова слушала меня молча и почти без движений, и я сильно сомневался, что она меня слышит. — Не было никогда никакой соседки, которая сдала Светозара. Ты его сдала, Слава. Ты что-то увидела и рассказала родителям, была свидетелем. Вряд ли на суде, конечно, но показания против него дала. Так? Нестерова видела…