тела, хотя, кажется, связное мышление оставалось при ней. Она рывком присела, отчего ее подбросило метров на пять кверху, и увидела, что в «чистом боксе» включился настенный экран. С него смотрела китаянка-профессор, и взгляд ее был непривычно изумленным, будто видела она привидение.

– Как слышно, скажи, если слышишь! – потребовала заместитель заведующего кафедрой.

Все-таки непривычно было слышать ее голос не живьем, как прежде, а из плоховатого динамика. А в камере виднелся, как ни в чем не бывало, шерстяной плед на спинке стула и рядом со стулом масляный обогреватель, который, как помнила Ольга, всегда был включен на кафедре биосферы, потому что профессор Лю Ксифенг беспрерывно зябла и куталась, сидя за столом.

И здесь Ольга неизвестно отчего стала видеть себя со стороны – она утратила плотность и была словно в россыпи искр, полупрозрачная, но не восковой бледностью, а новой световой природой. Она поднесла руки к глазам, с удивлением видя их одновременно отовсюду и насквозь, и сказала «как-то непривычно, что меня нет, а я вижу все как раньше».

Китаянка ответила с улыбкой: «Ты неправа. Скорее нас всех уже почти нет, кроме тебя, да и видеть ты начнешь теперь по-новому, дочка».

***

Едва только первые солнечные лучи сумели найти дорогу над морем и холмами, чтобы впечататься в крыши и восточные стены города Эфраима и облить коротким золотом в его окна, глядящие на восток, она проснулась в тишине глубоко под землей.

Вход в лабораторный комплекс был устроен посреди странно огромной дубравы, через которую к воротам вела единственная проселочная дорога, заросшая по обочинам лопухами и репейником. В лесу бродили шелесты и сказочно пахло листвяной прелью. Звуки, запахи, ветер, холод и дождь – все это никуда не девалось, разве что стало намного больше всего, и это было очень правильно. И если не придираться по мелочам, то перемен было не так чтобы много.

29 глава

Я словно отплыл в далекое путешествие по океану, не зная точно, когда увижу искомые земли и где в точности это произойдет. Моя команда роптала и порывалась швырнуть за борт, все подходило к безрадостному концу. Но в один прекрасный день, когда уже думалось, что вот и все, появилось чувство, что неизвестный берег уже близок, вот-вот покажутся над горизонтом скалы и белая линия прибоя. Это ощущение трудно передать.

Модератор, «Посмертные хроники».

Он ожидал, что там будет какая-нибудь затхлая стоячая вода, ржавый металлолом или раздутый лошадиный труп, например. Но все это оказалось ерунда – в колодце ничего не было, кроме тугого воздуха, не было даже дна. Постников рушился в него камнем, сделать уже ничего было нельзя, и он приготовился к удару, хрусту ребер и по возможности мгновенной смерти.

Но этого не случилось. Совершенно того не ожидая, его мягко усадили на густую траву, отчего сиганула врассыпную горсть золотистых бабочек. Было светло, потому что камеры действовали снова, но работали они теперь необычным образом – будто его кожа стала прозрачной, и он мог отлично видеть одновременно во все стороны, вроде стрекозы, захватывая круговую панораму голым мозгом, а не только глазными яблоками.

Постников обнаружил, что запутался в густой траве посреди бешеного цветения горного луга – и был луг этот слащавым до тошноты. Только вместо зябкой осени на нем гудело яростное альпийское лето, и от цветастой пестроты невозможно было оторвать взгляд. В синих колокольчиках басовито подавали голос шмели и отпускала ритмичные трели невидимая мелкая птаха. Разгоряченный лоб ласково поглаживал прохладный ветер, головокружительные ароматы медоносного луга и почему-то ванили кружили голову, а небесной синеве лениво проползали белые облачные животы. Не обошлось и без говорливого горного потока: из трещины в замшелой скале обильно выхлестывалась вода и убегала вниз, образуя плоскую и прозрачную речушку. Она текла далеко, в отвратительно картинную долину, изобилующую зелеными пригорками и обнаженными валунами.

Он встал и поднял Анну из травы. Зелень нигде не примята, следов людей или зверья незаметно. Он решил отправиться вверх по течению горного потока – глядишь, отыщутся какие-нибудь люди, сарай или хотя бы тропинка. Идти долго не пришлось: всего в сотне шагов из-за треснувшей родниковой скалы вдруг вылез небольшой каменный дом. Он был какой-то пряничной красоты и выглядел, как и положено в таких случаях, старым, но крепким. Стрельчатые окна в частый косой переплет, в нем цветные стеклянные осколки, высокая кровля устелена бурой выцветшей черепицей.

Постников постучал ногой, потому что руки не были свободны. Внутри было тихо. Дверь заскрипела, словно резаная, когда он отворил ее носком ботинка и ступил за низкий порог. В доме преобладал запах печной золы и сушеных листьев. Дверная створка громко захлопнулась, и его охватил полумрак, рассекаемый только жаром очень объемистого и закопченного камина с непомерно широкой чугунной решеткой, докрасна раскаленной. В доме, насколько можно было видеть с порога, имелась единственная и скудновато освещенная комната. Огонь в камине, судя по всему, до того пылал сильно, потому что от очага потягивало блаженным теплом, как зимой в избе вследствие закрытой вьюшки, но к приходу Постникова пламя успело опасть до полуметрового пунцового ядра, тлеющего теперь очень ровно в горячей золе, как шарообразный слиток чугуна. С решеткой тоже явно было что-то не так – она прикрывала не только очажное жерло, как полагается, но простиралась далеко вправо и влево, напоминая невысокую могильную оградку, ее края терялись в неосвещенных углах.

По грубым каменным стенам развешаны были каминные щипцы, кочерга и совок, сковороды, грозди репчатого лука и усохшие пучки травы – какой-то тимьян и розмарин, Постников не смыслил в этом. Высовывался из полумрака угол плоского буфета из почерневшего от старости или копоти дерева с узкими полками, на которых тарелки стояли к вам лицом, а не боком. Возле буфета приткнулся трехногий ломберный столик с футбольным зеленым сукном. На его фланелевой столешнице стоял чайный прибор – чашка, молочник, блюдца и щипцы для сахара. Не было видно ни души. Худосочный свет каменного очага не справлялся с теменью в углах.

Постников бережно положил Анну на каменный пол и опустился рядом. Стал греть руки возле раскаленной каминной решетки, соображая, как быть дальше.

– Будь здоров, Постников, – вдруг раздался очень отчетливый голос. И он доносился из-за решетчатого барьера, а говоря еще точнее, прямиком из каминного жерла.

Постников, не поверив ушам, стал оглядываться, но больше никого не было.

– Догадался уже, куда занесло? – любопытствовал необъяснимый голос.

Постников с большим недоверием уставился на округлый огненный сгусток. Его осенила дикая