Когда-то она была, может быть, гнедой масти, но годы и шрамы изменили первоначальный ее цвет, особенно голова и шея стали совсем серыми. Лошадь была запаленная, спина ее ежеминутно вздрагивала от судорожного сжимания легких; это походило на неудачное брыкание. Крестец был узкий, голова висела ниже плеч.

Лошадь была крива, но единственный сохранившийся глаз ее выражал своим блеском твердое намерение еще долго жить и служить.

Появление этого инвалида встречено было насмешливыми возгласами.

— Смейтесь, сколько вам угодно, — не смущаясь говорил Рубе. — Младенец еще удивит вас, он докажет вам, что не хвастает.

Все знали, что Рубе — один из лучших стрелков в горах, недоумевали только относительно того, какой сюрприз он готовит. Потребовали наконец объяснения.

— Во-первых, — начал он, — этот плод вдвое меньше того. Во-вторых, индеец сбил его с головы, а я собью с хвоста. Это будет почище.

— Разумеется. Ура, Рубе! — кричали одни, другие покатывались со смеху: всем понравилась затея Рубе.

Лошадь свою он поставил там, где стояла перед тем молодая индианка. Но вместо того, чтобы поставить ее боком и таким образом обезопасить голову и туловище, он выбрал место покатое и поставил ее так, что передние ноги спускались вниз, а задняя часть и хвост выдавались всего выше.

Пошептав что-то на ухо своей лошади, Рубе положил плод на ее круп и вернулся на прежнее место.

Поднятый зад лошади представлял такой смешной вид, что зрители не могли удержаться от смеха.

— Перестанете ли вы хохотать? — закричал на них Рубе, прицеливаясь.

Все кругом замолкло в ожидании выстрела. Никто не сомневался в успехе, но тут случилось нечто неожиданное. В момент выстрела спина лошади изогнулась от судороги, и плод упал на землю. Пуля задела зад лошади и просвистела между ее ушей. Несчастное животное стало брыкаться и метаться по лагерю. Рубе, испугавшись, что сильно ранил своего бедного товарища, издавал ужасные проклятия, а толпа криками выражала свое одобрение. Таким-то комически-грустным происшествием закончились громкие подвиги индейца и Гарея.

Глава X

ОБСУЖДЕНИЕ ВОЕННОГО ПЛАНА

Не успел еще прекратиться всеобщий смех над неудачей, постигшей старого Рубе, как раздался звук рожка, и все двинулись в середину лагеря, к палатке капитана. Это Сэгин созывал свою армию. Толпа почтительно остановилась, дожидаясь приказаний.

— Товарищи, — сказал Сэгин, — завтра утром мы выступаем из лагеря, идем на врагов наших. Я созвал вас, чтобы сообщить свое решение и выслушать ваше мнение.

Толпа одобрительно загудела в ответ. Людям, живущим войной, всегда приятно слышать весть о выступлении.

Капитан продолжал:

— Нам не предстоит в скором времени битвы. Самым опасным представляется теперь переход через пустыню; для этого мы запасемся должным образом. Я знаю из достоверного источника, что наши враги отправляются на разграбление городов Соноры и Чигуагуа. Если их не остановит правительственное войско, они проникнут до Дюранго. Забираясь так далеко на юг, они оставляют свой лагерь беззащитным. Пользуясь этим, я хочу проникнуть в самую столицу навагоев.

— Браво! Ура! Отлично!

Такие возгласы сопровождали все предложения капитана.

— Некоторые из нас знают уже, какую я при этом преследую цель. Пусть же знают все, чего я хочу…

— Набрать как можно больше скальпов, конечно, — грубо закончил его речь один из охотников.

— Нет, Киркер, вовсе нет! — возразил капитан недовольным тоном. — Мы делаем нападение на лагерь, где будут одни только женщины, и никто из вас под страхом наказания не должен касаться индейских женщин. Я буду платить вам за каждую спасенную женщину, за каждого спасенного ребенка.

— Но какая же нам тогда прибыль будет от похода, — возразил Киркер, — если даже на пленных мы не можем рассчитывать? Из-за чего же, спрашивается, будем мы претерпевать муку в пустыне?

Это замечание показалось справедливым большинству, в толпе послышался ропот.

— Вы ничего не потеряете, — продолжал спокойно Сэгин. — Там, на месте, будут сосчитаны пленные, и каждый получит соответственную награду.

— Этак мы согласны.

— Значит, дело решенное. Ни женщинам, ни детям не будет причинено ни малейшего вреда. Добыча будет принадлежать тому, кто ее захватит, это — как всегда. Но ни одной капли крови не должно быть пролито. Мы уж достаточно ее пролили. Кто со мною не согласен, пусть говорит.

Все кругом молчали, послушные воле своего начальника.

— Я рад, что встречаю в вас такое единодушие. Теперь я объясню вам цель похода.

— Посмотрим, что это будет, — сказал Киркер с любопытством. — Что же мы будем там делать, если скальпировать не полагается?

— А вот что: мы идем на поиски наших родных и друзей, которые давно уже томятся в плену у навагоев. Мы идем выручать наших жен, сестер и дочерей.

Жалобные возгласы со стороны мексиканцев подтвердили истину сказанных слов.

— Я тоже из числа пострадавших, — взволнованным голосом продолжал Сэгин. — Немало лет прошло с тех пор, как навагой украли мою дочь. Недавно я узнал, что она жива и находится в их столице со многими другими белыми пленницами. Мы освободим их всех и возвратим их неутешным семьям.

— Браво! — кричала толпа. — Да здравствует капитан! Мы с радостью последуем за ним.

Когда опять водворилась тишина, Сэгин продолжал:

— Теперь, когда мы все согласны с целью похода, я сообщу вам и план его, причем охотно выслушаю и ваше мнение… Существуют три дороги, по которым мы можем вступить на индейскую территорию. Во-первых, дорога через Пуэрко, на восток, это самая прямая дорога.

— По ней и следует идти, — сказал один мексиканский охотник. — Я отлично знаю города, которые лежат на этом пути.

— Но города-то и могут служить нам препятствием. Там наверно есть индейские шпионы, и прежде, чем мы дойдем до истока Дель-Норте, навагой будут предупреждены, и мы потерпим неудачу.

— Это верно! Совершенно верно! — закричали со всех сторон.