Проходят доли секунды, и я слышу болезненный вздох. Девушка падает, как подкошенная, прикрывая собой ребенка. В районе поясницы стремительно растекается пятно крови.

- Даша!

Детский плач, звук открываемой в третий раз двери долетают, когда я делаю попытку вырваться к девушке, но Стас хватает за брюки.

Я срываюсь.

Гнев перекрывает остатки разума, накрывая с головой. Перед глазами только его мерзкая физиономия, а все что дальше, кроваво-красная пелена. Меня всего трясет, как в лихорадке, а кулаки в прямом смысле слова чешутся. Я не слышу, что происходит вокруг. Забыл про дочь. Забыл про любимую женщину. Я просто бью. Парень пытается брыкаться, но с той яростью, которая мной движет, ему не тягаться.

Обрушивая на него удар за ударом, я хочу его уничтожить. Выбить все остатки жизни из этого прогнившего тела. В голове полная пустота. Я словно обнулился в этот страшный момент выстрела. Обнулился и напитался всепоглощающей и уничтожающей изнутри злости. Внутри все горит, руки в крови, она хлещет из его разбитого носа, но мне плевать. Он выстрелил в нее. Выстрелил и попал. Он чуть не убил мою дочь, маленького, беззащитного ребенка. Тварь.

Удар.

Еще один в ребро.

В глаз.

Он весь в крови. Не знаю, сколько я так колотил эту гниду, но даже после того, как это дерьмо теряет сознание, не могу остановиться. Пока чьи-то руки с силой не отдергивают меня от почти бездыханного тела парня. Оттаскивают, крепко фиксируя, лишая возможности двигаться. Только сейчас внешние звуки возвращаются ко мне. Дыхание тяжелое, руки саднит, костяшки сбиты в кровь. Я выплываю из яростного забытья и реальность со всей дури падет на плечи осознанием того, что я не знаю, что с Дашей.

- Где моя Даша? – вопрос вырывается из груди.

Кажется, кто-то пытается меня успокоить. Сташевский – его голос. Легкий удар по щекам. Не помогает.

- Он попал в нее! – ору я, абсолютно себя не контролируя в приступе паники. Только сейчас я соображаю, что должен быть с ней, а не отбивать это мясо. Дергаюсь, вырываясь из цепких рук и отталкивая от себя одного из ребят Витька.

Передо мной мелькает лицо Сташевского. Я в странной прострации и не успеваю сориентироваться, когда он со всей силы впечатывает мне в лицо кулаком. В стремлении привести меня в чувства – разбивает бровь.

- Сука, Сташевский, – рычу я, хотя начинаю понимать, что по-другому в себя бы я не пришел. Удар у него поставлен отлично, в отличие от Стаса. На мгновение в глазах темнеет, а равновесие дает сбой. Я наклоняюсь, упираясь руками в колени, тяжело дыша. В ушах шум, и треск. Я трясу головой, пытаясь удержать уплывающее сознание.

- Где Даша? – произношу спокойней, а сам как в тумане. Чувствую себя, как после сотрясения - мутит и шатает. С трудом вникая в происходящее вокруг, выпрямляюсь. Отталкиваю чьи-то тянущиеся ко мне руки и бреду по крыше.

- Где она, Витя, где Даша? – хватаюсь за голову, замечая, как плачущую Лизку на руках уносит Лика. Как люди суетятся, бегая по крыше: охрана, медики, гости. Кольник-старший сидит на уступе и его, взрослого мужика, бьет дрожь. Мать рыдает у выхода с несчастной крыши, держась за сердце.

Но моей Даши нет. Нигде нет.

- Даша где???!!!

Сознание медленно возвращается, заставляя меня выплыть из забытья. В голову, как птички-мозгоклюйки, влетают тысячи мыслей, начиная бешено кружиться.

Я лежу словно между сном и явью. Перед глазами чернота, в ушах шум, но я могу думать. Может, умерла? – проносится в голове мысль и тут же затухает под напором возвращающихся внешних звуков. Я отчетливо слышу писк, похожий на больничные приборы, топот ног, тихие разговоры…

Хочу сказать хоть слово, дать понять, что я жива, но горло сдавливают тиски. Их не разорвать. Во рту сухо, как в пустыне, и мне с трудом удается сглотнуть.

Помимо проявлений внешней жизни, возвращается и тупая боль. Меня всю ломает, а в боку еще и колет. Внутри все горит, как в агонии. От невыносимой тяжести во всем теле я уже готова снова провалиться в сладкую темноту. Только чувствую, этот уход уже будет навсегда. Однако сознание хватается за ощущение прикосновения. Тёплая ладонь.

В голове появляется четко сформированная мысль: «Мою ладонь кто-то крепко сжимает», не давая мне потерять связь с реальностью.

Воспоминания ураганом проносятся в голове: платье, прием, крыша, Стас, выстрел.

Картинка, когда я понимаю, что больной бывший целится в ребенка, встаёт перед глазами слишком ярко. Будто я там, прямо в это мгновение. Снова переживая тот ужас и дичайший страх за Лисенка. Я бегу, срываюсь с места, прикрывая собой маленькую девчушку и потом темнота. Провал.

Писк приборов становится громче.

- Даша, – слышу родной голос. – Доченька, ты слышишь меня? – легкое, невесомое поглаживание руки по волосам.

Мама. Родная моя. Это она рядом, но не ее ладонь сжимает мою. Я точно знаю. Я завозилась, прилагая неимоверные усилия, чтобы разлепить опухшие веки. Медленно словно сдирают завесу перед глазами, возвращаются краски. Свет больно режет, заставляя ненадолго зажмуриться, чтобы потом открыть глаза окончательно и постепенно привыкнуть к белизне окружающей обстановки.

Я в больнице.

- Даша…

Надо мной нависает осунувшееся лицо любимого мужчины. Первое, что бросилось в глаза – бровь. Она рассечена, и видно небольшой синяк, который почти сошел. Лицо бледное, глаза болезненно красные, под ними тени, а волосы в полном беспорядке.

Его рука. Это он держал за руку и не дал мне «уйти».

- Алекс… – неимоверных усилий стоило вытолкнуть из пересохших губ.

- Я моя девочка. Я…

Алекс берет мое лицо в свои ладони и утыкается лбом мне в висок. Он очень плох. Мне кажется, даже я, валяясь на больничной койке, выгляжу лучше сейчас. Что ему пришлось пережить за это время, даже представить страшно.

Хочу спросить у него, сколько дней прошло, пока я была без сознания, но силы отступают.

Я слышу только тихий всхлип и тяжелый вздох. Нет, нет, мужчины же не плачут…

- Она пришла в себя, позовите врача! – краем сознания улавливаю мамин крик.

- Я … спать … хочу, – шепчу, понимая, что глаза снова закрываются. Только на этот раз я знаю, что вернусь. Сейчас только немного вздремну.

Следующие несколько дней проносятся, как в тумане. Я то прихожу в себя, то снова засыпаю. Каждый раз вижу рядом либо родителей, либо Алекса. Каждый раз улыбаюсь и снова ухожу в темноту, потому что сил ни на что больше нет.

Состояние нормализуется более-менее на третьи сутки.

Я просыпаюсь и чувствую, что силы медленно начинают возвращаться в мое измотанное тельце. Сегодня снова со мной Алекс. Когда я открываю глаза, мужчина, отпустив голову на больничную кровать, дремлет. Крепко сжав мою ладошку. Я не могу сдержаться и легким движением второй руки провожу по его волосам. Его сон слишком чуткий, и он тут же реагирует. Поднимает голову и смотрит на меня, сжимая в руках ладонь, подносит к своим губам и целует.