– Саладин был лучше Филиппа или Генриха, – произнес король наконец. – Человек отважный и честный. Великая жалость, что он навечно будет лишен милости Божьей.

Фульк вздохнул, представив, как воспользовались бы Филипп или Генрих подобным оборотом речи. Ему подчас казалось, что король сам вкладывает врагам в руки оружие против себя. Не успел ничего сказать, как дверь с шумом распахнулась, и в палату влетел епископ Батский.

– Сир, у меня добрые новости: хотел быть одним из… – Саварик осекся и стушевался на миг, заметив Фулька из Пуатье – эти двое не питали симпатии друг к другу. – Не ожидал увидеть тебя здесь, мастер Фульк. Мой кузен император, видно, запамятовал сообщить мне, что тебя выпустили из заточения.

Ричарду подумалось, что впору изобрести игру для хмельного застолья: угадай, сколько раз за один разговор Саварик произнесет выражение «мой кузен император». Фульк даже не пытался скрывать свое презрение:

– Немногие станут гордиться тем, что тюремщик короля их родич, милорд епископ.

Прелат ощетинился.

– Тебе не помешало бы идти в ногу с последними событиями, мастер Фульк. Наш король и император теперь лучшие друзья. Император Генрих отправил письмо английским юстициарам, в котором предлагает заключить вечный мир между нашими державами и клянется в том, что с нынешнего дня любую обиду, причиненную королю Ричарду, он будет рассматривать как нанесенную лично ему и империи. И даже твое обращение ко мне устарело, потому как я вот-вот стану архиепископом Кентерберийским.

Глаза у Фулька были посажены глубоко и были прикрыты тяжелыми веками, но тут стали размером с золотые безанты.

– Ты… архиепископом Кентерберийским? Да скорее рак на… Ой!

Последнее восклицание было вызвано тем, что Ричард пихнул его под ребра, а затем осведомился, что за «добрые вести» принес Саварик.

Епископ предпочел бы распространяться о грядущем своем избрании на высшую церковную должность в Англии, верно предположив, что Фульку сложно смириться с мыслью об этом. Но добившись от Ричарда драгоценного письма в свою поддержку, Саварик старался отплатить королю за милость.

– Так вот, сир, – начал он. – Император и французский король договорились встретиться в Вокулере на Рождество святого Иоанна Крестителя. Зная, как это тебя порадует, я немедленно решил известить тебя, что наконец-то император убедил Филиппа заключить с тобой мир, и твоему государству больше не угрожает опасность.

При первых словах прелата Ричард напрягся, словно ему нанесли удар под дых. Он сделал несколько глубоких вздохов, не обращая внимания на радостно щебечущего епископа. Тот говорил, что его кузен император скорее всего пригласит его на ту встречу и он рад будет представлять там интересы своего короля. Фульк посмотрел на Ричарда, потом на Саварика и в кои-то веки прикусил язык.

Наконец прелат заметил, что говорит только он, и неохотно раскланялся, пообещав вернуться завтра. Как только он вышел, Фульк перешел на латынь, хотя казалось маловероятным, что кто-то из стражей достаточно хорошо знает французский, чтобы подслушивать.

– Что происходит, сир? Ну какой из этого надутого павлина архиепископ? Что до намеченной встречи с французским королем, то мне все это ни капли не нравится!

Ричард с крепким словцом отмахнулся от перспектив Саварика и добавил:

– Мы скорее увидим Второе пришествие, чем этого глупца в облачении примаса. И твои недобрые предчувствия насчет той встречи справедливы. Если она состоится, для меня это, скорее всего, будет означать конец. Филипп горит желанием перебить ставку моей матери и юстициаров и желает, чтобы Генрих передал меня ему, а не выпустил на свободу.

Хотя подобный вариант вот уже пять месяцев на давал Фульку спокойно спать, у него все похолодело, когда эти слова произнесли вслух.

– Но ведь принять английский выкуп будет для Генриха проще, да и меньше ущерба для репутации. И ставку королевы никто не перекроет, ты же сам это знаешь, сир.

Ричард снова встал. Меряя шагами палату, он напоминал Фульку посаженного в клетку льва, которого клерк видел однажды в лондонском Тауэре.

– Будь вопрос только в деньгах, я бы не переживал за исход. Но Филипп в состоянии предложить Генриху то, чего у моей матери нет. И это нечто вполне может склонить весы в его пользу. На встрече в Вокулере Капет наверняка пообещает выставить войско, чтобы подавить мятеж имперских баронов. И если это предложение прозвучит, можешь ли ты представить отказ Генриха?

Вопреки мягкому майскому солнцу, заливающему своими лучами оконное сиденье, Фульку стало вдруг очень холодно.

– Господь никогда не попустит, чтобы такое случилось, – сказал он, но не очень убедительно.

– Может и кощунство так говорить, – заметил король, – но я не стал бы полагаться на Бога в деле предотвращения этой встречи. Если беды можно избежать, я должен сделать это сам.

– Но как, сир?

– Не знаю, – признался Ричард. – По крайней мере, пока.

И ему показалось, что язвительный призрак отца стоит рядом и одобрительно кивает, слыша следующие его слова:

– Но я найду способ.

Глава XIV

Сент-Олбанс, Англия

Май 1193 г.

Возвращение в Англию оказалось для Гийома Лоншана куда более трудным испытанием, чем он предполагал. После того как его корабль вошел в устье реки Оруэлл под Ипсвичем, канцлер известил о своем прибытии Самсона, аббата Сент-Эдмундсбери, сообщив в знак уважения, что проедет через владения его обители. Он твердо решил, что отныне никому не даст повода упрекать его в надменности – грехе, которому так часто был подвержен в прежние годы. Самсон не числился среди его друзей. И все-таки Лоншан был ошеломлен, когда аббат распорядился приостановить богослужения во всех городах, через которые будет проезжать канцлер. Ему пришлось пережить унижение, когда стоило ему зайти в один храм, священник прервал мессу и стоял молча у алтаря, пока он не вышел. Возмущение Лоншана было даже сильнее обиды, ведь он не находился более под отлучением, наложенным на него архиепископом Руанским вскоре