и сражаться. Если ты победишь, мы признаем Худжгарха своим покровителем. Если победит он, ты признаешь нашего бога своим покровителем. Что скажешь?

– Скажу, что твоими устами, жрец, говорит ложь. Ты не признаешь Худжгарха своим покровителем, потому что ты ему враг, ты просто хочешь жить. Твой путь – это путь обмана. Но пусть будет так, как ты сказал. Только помните, что каждый, кто скажет, что признает Худжгарха как Сына Отца всех орков, и обманет, будет убит Худжгархом.

– А что за поединок ты предлагаешь, воин? – спросил взявший переговоры в свои руки Аргрыз Гиена.

– Я буду призывать Худжгарха, а вы своего бога. Пусть с неба польет дождь. Просите своего бога, я подожду.

– И только? – удивился молчавший Узлук.

– Пока да. Если польет дождь и потушит костры, то ваш бог слышал вас. Я тоже попрошу воду с неба, и если она не польется, то Худжгарх уступил вашему богу. Если дождь польется после моего прошения, а после вашего – нет, то я победил. Если оба бога прольют воду с неба, тогда будем просить, чтобы противник провалился сквозь землю. Кто провалится, тот и проиграл. Если не будет победителей, то вы сможете ехать дальше…

Степь. Высокие планы бытия. Град на Горе

Стоявший среди орков Авангур недоуменно посмотрел на Бортоломея.

– Брат, ты чего чудишь. Откуда тут взяться дождю. Сейчас в степи осень. Ты не перемудрил?

– Нет. Это и важно, что дождя не ждут. Значит, это будет чудо. В противном случае орки могли бы сказать, что это совпадение.

– Ну хорошо, – согласился Авангур, – с этим не поспоришь. А как вызвать дождь?

– Все просто. Нужно использовать благодать. Сейчас ночь. Температура воздуха упала. В воздухе много влаги. Ее можно собрать на маленьком участке и пролить дождем.

– А кто будет тратить благодать? Ты? – не отступал от Бортоломея Авангур, покровитель пророков.

– Почему я? Я дал идею, а ты трать благодать. Это справедливо.

– Я? Ты с ума сошел… У меня ее мало… И вообще, наш командор говорил – кто предлагает глупую идею, тот и должен ее реализовывать.

– Я не буду ее реализовывать, – замахал руками Бортоломей, – у меня тоже благодати мало.

– Ага, а ты понимаешь, что вложил в уста этого орка слова о дожде – и если он не пойдет, ты своей глупостью подорвешь веру орков в Худжгарха. Самое малое, что сделает командор, это заберет у тебя всю благодать. Ты это понимаешь?

Бортоломей выпучил глаза.

– Я об этом не подумал, брат… но у меня есть предложение…

– Только ты, Бортоломей, и будешь выполнять то, что хочешь предложить, и своей благодатью. Меня не впутывай, – тут же выпалил Авангур. – Я тебя знаю, ты просто напичкан нелепыми идеями.

– Ладно, я исполню, – безропотно согласился Бортоломей.

– Да? – подозрительно разглядывая покровителя поэтов, ученых и музыкантов, спросил Авангур. – И что это за предложение?

– А мы все расскажем командору. Пусть он и тратит свою благодать.

– Он нам морды набьет, – испуганно ответил Авангур. – Помнишь, как в лабиринте?..

– Тогда мы хотели его убить…

– Ага, а сейчас предложим бесполезно потратить уйму благодати.

– Ничего не бесполезно. Я знаю, какая от этого будет польза. Пошли к нему.

– Ты уверен, Бортоломей? Мне почему-то страшно.

– Не бойся, я все решу. С тебя только присутствие. Так сказать, дружеское плечо… И будешь должен.

– С чего это я тебе буду должен? – удивился Авангур.

– С того, что я решаю все вопросы, а идея помочь Свидетелям Худжгарха была твоя.

– Ладно, – недовольно ответил Авангур, – это справедливо, пошли к командору.

Они посмотрели, как Узлук стал прыгать около костра, призывая своего бога пролить дождь.

– Он будет так скакать не меньше часа, – решил Авангур. – Пошли.

На Горе было необычно тихо. В спальне командора, выходящей на балкон, было темно.

– Он там не один, – прошептал Бортоломей, – с женщинами.

– Вижу.

– Что будем делать?

– Как что? – удивился Авангур. – Звать его. Но…

– Что но?

– Понимаешь, командор не просто так создал темноту.

– Да? А для чего?

– А что мужчина делает, когда уединяется с женщиной? – усмехнувшись, спросил Авангур.

– Что? – не понимая его намеков, уточнил Бортоломей.

– А что ты делаешь с Матой, когда остаешься с ней наедине?

– Читаю ей стихи.

– И только?

– А что еще я могу ей дать? Даю то, что имею.

– Понятно, – хмыкнул Авангур. – Тогда и командор читает стихи своим дамам, иди и говори с ним.

Бортоломей пожал плечами и направился к застекленной двери.

Оттуда громким шепотом позвал:

– Командор?.. Командор?..

Через некоторое время раздался недовольный вопрос:

– Чего тебе?

– Вы не заняты?

– Занят, Бортоломей. Иди.

– Не могу, командор. Есть срочное дело.

– До утра не подождет?

– Не подождет. Стихи вы потом сможете прочитать своим дамам.

– Стихи? Какие стихи?

– Не знаю. Ну что вы там делаете?

– Делаем то, что нужно, – раздался недовольный женский голос, и в проеме двери за стеклом показалась обнаженная женская фигура. – Ты кто? – спросила она, а у Бортоломея слова застряли в горле.

Он смотрел на девицу, что воинственно уперла руки в бока, и молчал. Затем поднял ошарашенный взгляд, приложил руку к сердцу и неожиданно для всех стал читать стихи:

Под этим грубым внешним видомТаится нежная душа. Она стремится к вам,Как птица стремится в небо, в облака…Под этим хмурым, строгим взглядомЯ прячу мысли, все о вас.Боюсь признаться: как мальчишкаВлюбился я, как в первый раз.И за стеклом, как на картине,                                увидел ваш я силуэт.Хочу признаться: в этом миреТебя прекрасней больше нет…

– Приятно слышать, убогий, что моя красота так на тебя подействовала. Ты пришел сюда читать стихи?

– Я?.. Нет… То есть да. Я могу еще почитать…

– Ганга, иди оденься, – за ее спиной появился командор и накинул на женщину простыню. – А то твой внешний вид сводит Бортоломея с ума.

Женщина фыркнула и отошла, растворившись в темноте спальни. Бортоломей смотрел ей вслед с открытым ртом.

– Бортоломей, слюни не пускай, это моя невеста, – усмехнувшись, произнес командор.

Мы успели порезвиться, потом искупаться и только собрались вновь приступить к любовным играм, как за стеклом с балкона послышался громкий шепот:

– Командор? Командор? Вы не заняты?

– Гони его, – прошептала мне прямо в ухо Ганга и полезла на меня сверху.

Я не хотел отвечать Бортоломею. Узнал его по голосу. Думал, покричит и уйдет. Но покровитель поэтов был настойчив. Я стал вырываться из-под оседлавшей меня Ганги, и она, разозленная на сына творца, пошла с ним разобраться. Ганга, не стыдясь, встала перед Бортоломеем полностью обнаженной.

Орчанки, привыкшие жить в стойбище, где невозможно спрятаться от чужих глаз, не стеснялась своей наготы. Для нее ходить обнаженной было так же естественно, как и ходить в одежде.

– Я же не страшилище, – говорила она на мои робкие упреки. – Чего мне прятаться? Тебе стыдно за то, как я выгляжу?

– Нет, не стыдно, – говорил я, – просто… просто ревную… и у нас не принято…

– Да? Ревнуешь? – шептала она и тут же использовала момент для близости. Поэтому я перестал обращать внимание на ее вольности. Тем более что она не ходила голой по замку.

Привычки – это наши вторые натуры.