От удушающего одиночества хотелось плакать. Собственно, так я и проснулась – с мокрым лицом. В гостиной всё так же горел камин, а воздух был наполнен чарующими, уютными ароматами идеального дома, дома-мечты; словом, ничего не изменилось – за тем маленьким исключением, что в кресле напротив сидела Салли, вытаращив на меня глаза.

Так. Оба глаза!

– У вас получилось? – выпалила я и едва не вывалилась из кресла, слишком резко приподнявшись. До самой шеи меня укрывал плед, которого точно раньше не было; в иллюзии за окном наступила ночь, и силуэты деревьев, скорее, угадывались, чем просматривались. – Ты в порядке?

– Могу видеть, – кивнула Салли. И вдруг улыбнулась очень по-человечески, естественно: – Видеть – хорошо. Два глаза – красиво. Теперь можно на суд, где Хорхе.

Я вспомнила её бессмертное определение «совсем хороших рук»: «Пальцы все есть». И подумала, что, наверное, сейчас она была абсолютно серьёзна в своём намерении понравиться Хорхе уже тем, что снова обладала всем необходимым комплектом частей тела. Это наивные юные особы считают, что соблазнить мужчину можно яркой помадой, сладкими духами или короткой юбкой, а Салли достаточно было вернуть выбитый глаз, чтобы почувствовать себя неотразимой.

Пожалуй, мне было чему у неё поучиться.

– А где Йен? – спросила я, в глубине души надеясь, что он, например, в спальне, и можно перебраться к нему.

– Медитирует, – ответила Салли, разбивая мои мечты в пух и прах. – Говорит, мало сил. Нужно много. Тебе нужно спать. Отвести? Отнести?

– Спасибо, доберусь сама, – улыбнулась я, отчего-то ощущая разочарование.

Конечно, мне и раньше было ясно, что Йен не преувеличивал, когда говорил, что это был наш последний шанс остаться наедине – в ближайшее время, по крайней мере… Но я ужасно скучала. Правда.

Почти невыносимо.

Лампа в спальне горела слабо; мне в старой квартире не хватало такого источника света – ненавязчивого, тёплого, рассеянного, но сейчас полумрак почему-то раздражал. Я забралась в кровать и натянула одеяло до подбородка; простыня сбилась под пятками неудобной складкой, но вставать и расправлять её не хотелось. И двигаться тоже, пожалуй… То чужое, напускное одиночество из сна всё ещё довлело надо мной, подминало под себя, путало мысли. Вот ведь ирония – столько лет я мечтала избавиться от голосов в голове, остаться наедине с собой, а как только получила долгожданную, выстраданную порцию приватности, то ощутила себя почти что преданной.

Наверное, это просто привычка; надо немного перетерпеть, и всё встанет на свои места…

– Сестра, – вдруг позвала меня Салли громким шёпотом. – Можно?

Она стояла на пороге комнаты, завернувшись в собственное одеяло, словно ребёнок, испуганный раскатами грома. Вот только взгляд у неё был совершенно обычный, без всякого страха, разве что чуть более внимательный.

«Да она не для себя это делает, – пронеслось в голове. – А для меня».

– Залезай, – улыбнулась я и перекатилась в сторону, уступая часть кровати. – Будем считать, что мы ночуем одни, а все взрослые уехали куда-то.

Салли по-солдатски ровно улеглась на краешке постели и пристально посмотрела на меня:

– Как в фильме?

– Как в жизни, – пробормотала я, проваливаясь в сон, и успела подумать, что из нашей истории получился бы неплохой поучительный рассказ для блога Куницы.

Очнулась я резко и неприятно, словно от громкого, пугающего звука. Салли не было. Наверное, она дождалась, когда меня вырубило, и ушла спать к себе – или продолжила тренировки, к которым питала нездоровое пристрастие. В комнате между тем стояла приятная тишина: шелестел ветер за иллюзорным окном, тикали невидимые часы, в отдалении слышался мерный шорох волн, окатывающих берег. Всё, разумеется, ненастоящее, но создающее идеальный фон – спать бы ещё и спать, тем более что ночь едва перевалила за середину. Но обострившееся чутьё выдернуло меня из нагретой постели, заставило переодеться, влезть в кроссовки и подняться на второй этаж, к нашей условной кухне.

Йен был там – готовил завтрак на троих, повелевая зачарованной утварью, и одновременно корпел над запиской, смешно прикусив губу. Когда я вошла, он подскочил, точно его на горячем поймали.

– Урсула, – нервно улыбнулся он, возвращая на место завалившиеся было летучие сковороды, и аккуратно растёр записку по столу, заставив бумагу исчезнуть. – Не спится? Или проголодалась? Если так, то могу сделать тебе что-нибудь несложное, я как раз закончил с медитацией и решил…

– …решил упустить прекрасный шанс порисоваться с утра и сорвать порцию аплодисментов? – скептически закончила я за него. – Куда ты собрался? Ещё и тайком?

Он с сомнением посмотрел на меня.

Я скрестила на груди руки.

Он выгнул бровь.

Я не двигалась.

Он переступил с ноги на ногу и откинул волосы с лица.

Я не двигалась.

Он глубоко вздохнул и сел за стол, щелчком пальцев создавая две кружки и приманивая одну из кастрюлек с плиты.

– Может, горячего шоколада? И поговорим немного.

Вообще-то я почти весь день проспала и благополучно пропустила ужин, поэтому сейчас и правда изрядно проголодалась, так что предложение пришлось весьма кстати – но только не в качестве попытки уйти от ответа или потянуть время.

– Сразу скажи, – попросила я, пригубив шоколад. Безупречно приготовленный – кто б сомневался. – Ты ведь не собирался в одиночку идти вызволять Хорхе? Великий и ужасный Лойероз – один против Запретного Сада, часть вторая?

Судя по тому, что Йен откликнулся не сразу и задумчиво уставился в собственную чашку, это была одна из вероятных опций, но не основная.

– Я размышлял о чём-то подобном, – признался он наконец, по-прежнему не поднимая взгляда. – Но, как и говорил уже прежде, я не собираюсь повторять свои старые ошибки. Вот с твоей, незамутнённой чародейскими предрассудками точки зрения, почему меня смогли победить пятьдесят лет назад?

Этот его вопрос настолько сильно резонировал с моими собственными недавними размышлениями, что я рефлекторно опустила голову, прячась за чашкой. И предположила, разумеется, не вполне искренне:

– Ну… их было слишком много? Навалились кучей?

Мой ответ, скорее, напоминал комплимент, чем «незамутнённую чародейскими предрассудками точку зрения», однако Йен просиял:

– Именно! Браво, дорогая. Жаль, я сам понял это довольно поздно. Накануне решающей битвы у меня не осталось союзников – ни одного, – продолжил он, но теперь его голос звучал отстранённо, нейтрально. – Мой выбор,