Габриель увидел стражника за секунду до того, как погас свет.

Он припал к земле, ударив при этом поврежденную руку. Боль пронзила все его тело. Совладав с рвущимся наружу стоном, он стал медленно двигаться вдоль непроглядно темного коридора. В здоровой руке Габриель осторожно сжимал пистолет так, чтобы оружие случайно не стукнуло о камень стены. Несмотря на боль, он не выпускал мини-компьютер из другой руки. Перед тем как зайти сюда, он посмотрел на экран: сигнал ретранслятора поступал откуда-то из-за двери в конце коридора, возле которой стоял кармин.

Тыльная сторона ладони коснулась холодной каменной стены. Габриель нацелил пистолет на то место, где секунду назад видел стражника. За спиной раздались крики: кто-то просил о помощи, кто-то искал лампу… Нужны были шланги, потому что на нижних уровнях Цитадели вспыхнул пожар… Все запаниковали. Ничто так не пугает людей, как запах дыма.

Крепко сжимая пистолет, Габриель вытянул руку с персональным цифровым секретарем в сторону, подальше от себя. Боль обожгла запястье, когда большой палец нажал на кнопку, и холодный бледный свет озарил коридор. Пальцы разжались, и прибор упал на пол. Кармин стоял уже не у двери, а жался к стене слева. Его пистолет был направлен в сторону приближающегося Габриеля. Монах выстрелил дважды, целясь поверх цифрового секретаря — должно быть, хотел попасть в голову. В замкнутом пространстве туннеля выстрелы прогрохотали, словно оглушительный гром.

Габриель выстрелил. Монах дернулся и повалился назад, ударившись о дверь. Его пистолет с лязгом упал на пол. Бросившись вперед, Габриель ударом ноги отбросил оружие подальше от распростершегося на камне кармина. Здоровой рукой он прикоснулся к шее, где прощупывался пульс. Ничего. Его рука скользнула вдоль грубого сукна сутаны, пока не наткнулась на теплую жидкость, проступившую у кармина на груди.

Вернувшись, Габриель подобрал цифрового секретаря и направил свет его экрана на кованную железом тяжелую дверь. Замочная скважина была посредине. Габриель нашел у убитого стражника ключ, вставил его в замок и повернул. Навалившись на дверь, Габриель отворил ее. За ней тянулась каменная лестница, уводящая еще дальше вверх.

139

Тело брата уволокли в сторону.

Затем чьи-то руки схватили Лив за плечи и подняли ее на ноги. Перед девушкой, наклонив поросшую густой бородой голову, сверкал серыми глазами странный человек. Обнаженное до пояса тело поблескивало в тусклом свете, отражая льющуюся из многочисленных ран кровь. По форме раны напоминали ей те, которые Лив видела на теле Сэмюеля.

— Это знаки нашего религиозного рвения, — проследив за ее взглядом, сказал аббат. — На теле твоего брата были такие же. К сожалению, он не сохранил наш секрет.

Мужчина кивнул в сторону угла, утопающего во тьме пещеры.

Руки стоящего за ее спиной человека резко развернули девушку. Лив посмотрела в указанную ей сторону, но ничего не увидела, кроме сплошного мрака. Она повернула голову направо, желая увидеть тело брата. Мужчина сзади схватил ее за волосы и рывком повернул ее голову обратно.

— Смотри внимательнее, — приказал аббат. — Вглядывайся во тьму.

Она подчинилась.

Сперва Лив увидела лишь неясный контур. Потом по ее телу пробежала дрожь.

По форме он напоминал знак Тау и был высотой в человеческий рост или даже выше. Глаза девушки вглядывались во тьму. Вдруг ей в лицо подул легкий, но все усиливающийся ветерок, принесший с собой тихий шепот, словно дуновение, проносящееся сквозь кроны деревьев. Лив чувствовала, как потоки невидимой энергии омывают ее тело, унося с собой боль.

— Это великий секрет нашего ордена, — прошептал позади нее голос аббата. — Губительница всего человечества.

Руки продолжали толкать ее в спину.

Колонна была не шире, чем ствол дерева средних размеров, хотя поверхность ее была более темной и ровной, чем у древесины. В основании колонны виднелись грубо проделанные отверстия, из которых в выдолбленные в каменном полу желобки просачивалась какая-то жидкость. Лив вспомнила о живице, которая вытекала из умирающего дерева, стоящего во дворе больницы в Ньюарке. Там, где протекала вязкая жидкость, росли тонкие стебли, вьющиеся по знаку Тау. Девушка посмотрела вверх, следуя взглядом за стремящимися вверх стеблями. Теперь она увидела, что колонна сделана из соединенных вместе, грубо кованых листов металла. Теплый ветер усилился, принося с собой запах увядающей на солнце травы. Наконец взгляд Лив остановился на месте пересечения вертикальной перекладины. И вдруг она увидела… Вздох изумления вырвался из ее груди.

— Созерцай, — прошептал аббат, догадавшись, что Лив увидела то, что он хотел.

Девушка уставилась на узкую щель, прорезанную в тусклом металле знака Тау. Сквозь щель на девушку смотрели светло-зеленые глаза.

— Это тайна нашего ордена — злодейка, приговоренная к смерти за преступления против человечества. К сожалению, ее нельзя было убить, но сегодня все изменится.

Аббат вышел из-за спины девушки и указал рукой в сторону лежащего на полу трупа ее брата.

— И падет сей крест, — произнес он, переводя свой «указующий перст» с тела Сэмюеля на Лив. — И восстанет он.

Рука мужчины переметнулась в сторону знака Тау.

— И освободится Таинство, и настанет новая эпоха, когда придет избавление от мучений.

Резкий металлический лязг разнесся эхом по часовне, когда аббат открыл один из запоров.

— Та, которая лишила человека его божественной сущности, сейчас вернет отобранное.

Открываясь, залязгали запоры, и передняя часть металлической конструкции медленно повернулась в петлях. Звериный крик боли вырвался изо рта заключенной в нее женщины.

Тау был не крестом, а усеянным иглами металлическим «гробом». На кончике каждой иглы виднелась субстанция, которую Лив сначала приняла за живицу. Теперь же она осознала страшную правду: это не живица, а кровь, текущая из сотен расположенных в правильном порядке ранок на хрупком теле заключенной внутри знака Тау женщины. Она была молода… Скорее юная девушка, чем женщина… В спутанных длинных белокурых волосах, казавшихся седыми, засохла кровь. Тело пестрело хорошо знакомыми Лив, внушающими ужас ритуальными ранами.

— Раны, которые все мы носим на своем теле, — словно декламируя псалом, торжественно произнес аббат, — ежечасно напоминают о неудаче, которая постигла наших предшественников, пытавшихся очистить мир от скверны. Наши ритуалы обескровливали и лишали это создание сил. Мы ждали и надеялись, что день расплаты когда-нибудь придет.

Лив всматривалась в зеленые, как озера, широко раскрытые, словно у ребенка, глаза. В них застыла непостижимая глубина познания мира, замутненная постоянной болью. Несмотря на безумие происходящего, Лив почувствовала глубокую симпатию к этой девушке, словно повстречалась с давно потерянной в жизненной суете подругой детства. Вглядываясь в эти глаза, она видела в них себя. Лив словно смотрела в глубокий колодец на собственное отражение. Легкий ветерок принес с собой запах травы, а с ним пришло понимание… Зеленые глаза глубоко заглянули ей в душу. Лив чувствовала, что полностью раскрывается перед этим всепроникающим взглядом. Впрочем, и глаза ничего не таили. Девушка видела в них все и их во всем. Обладательница светло-зеленых глаз символизировала тоску тех женщин, которые хотели, но не смогли стать матерями. Она была матерью Лив, которая, крича в агонии, давала жизнь двум своим детям. Она была всеми разбитыми сердцами и выплаканными слезами. Боль всех женщин становилась ее болью, накапливаясь и превращаясь в муку. Лив почувствовала непреодолимое желание потянуться и прикоснуться к этому необычному, похожему на женщину существу, утешить его. Как долго, должно быть, она страдала, терзаемая острыми шипами внутри саркофага. Кошмар, длящийся вечность… Но невидимый похититель крепко сжимал ее. Лив не могла даже пошевелить рукой. Ей ничего не оставалось, как обратиться к Еве со словами утешения.