но все, что я могла слышать, это слова моего дяди, повторяющиеся, как ночной кошмар.

— Ты все еще пытаешься отослать меня. Даже после… всего.

— Из-за твоей кузины, — медленно произнес дядя, словно разговаривая с капризным ребенком. — Можешь сказать ей спасибо.

У Эльвиры хватило ума изобразить виноватый вид.

— Боюсь, я не подумала о том, что встречусь с вами в Каире. Конечно, нет необходимости уезжать столь скоро.

— Я должен вернуться к работе, — холодно сказал дядя Рикардо. — У меня нет времени нянчиться с вами обеими.

На меня нашло разочарование, и я старалась скрыть дрожь. Пока я переживала и грустила, он был добр и внимателен ко мне, желал помочь. Но теперь он снова был зол на меня. Я все еще не заслужила его прощения. Одной фразой он обесценил все, что я сделала, — все мои тщательные рисунки и наброски.

И теперь он использует это в качестве высшей меры наказания. Я встретилась с ним взглядом и обнаружила, что он все это время наблюдал за мной. В его ореховых глазах таился намек на вызов, что подтвердило мои подозрения.

Внимание Эльвиры тем временем обратилось к крепкому мужчине, сопровождавшего нашу компанию. Она изучала Уита, и ее зеленые глаза светились одобрением. Он отвесил ироничный поклон, эта плутовская манера поведения так напоминала ту, с которой я столкнулась при первой встрече с ним в порту Александрии много недель назад. Это была маска, которую он носил, и я сомневалась, что он когда-либо покажет мне снова, что скрывается под ней.

— Я должен найти для вас обеих сопровождающего, — продолжил дядя. — Очевидно, что я не могу рассчитывать, что хоть одна из вас будет вести себя, как леди.

Мой правый глаз дернулся. Как будто его заботили правила этикета. Гнев угрожал вырваться наружу, и я изо всех сил старалась не смотреть на кузину. Если бы не она, я бы, по крайней мере, до сих пор была бы на Филах.

— Я собираюсь послать телеграмму твоей тете, — хрипловато продолжил дядя. — Встретимся здесь в половине восьмого. Я сопровожу вас обеих на ужин. Уит, я бы хотел с тобой поговорить.

Он потащил его прочь, словно Уит не мог оставить нас самостоятельно.

Эльвира нетерпеливо дергала меня за рукав.

— Мне так много нужно тебе рассказать.

Но я ничего не хотела слышать.

— Почему ты здесь, Эльвира?

Ее улыбка померкла от моих слов.

— Я приехала, чтобы быть с тобой, — сказала она. — Я бы поехала с тобой, если бы ты попросила, — в ее голосе звучала едва заметное обвинение. — Очевидно, что ты нуждаешься во мне. Посмотри, в каком состоянии твоя одежда!

Я удивленно посмотрела вниз. Мой наряд выглядел ужасно: турецкие брюки с пятнами въевшейся грязи, но в кои-то веки достаточно чистые, чтобы их можно было надеть, а моя некогда белая рубашка уже давно не была по-настоящему белой. Кожаные сапоги были такими же потертыми, как и дядины, и мне не нужно было смотреться в зеркало, чтобы знать, что солнце позолотило мою кожу.

В сравнении со мной Эльвира выглядела совсем юной леди в великолепном дневном платье, подчеркивающим ее темные волосы и глаза. Каждый бантик был красиво завязан, и ни один волосок не выбивался из замысловатой прически.

— Ты заставила нас всех волноваться, — сказала я наконец.

— Я заставила тебя волноваться? — она рассмеялась. Когда я не присоединилась, смех угас на ее накрашенных губах. — А что насчет твоего поведения? — спросила она, и в ее голосе сквозил гнев. — Сколько раз я была с тобой, когда ты заливалась слезами о том, что тебя снова бросили? Твои родители погибли, а потом ты исчезла, не сказав никому ни слова. Не сказав мне.

Она была права. Я поступила отвратительно. Злиться на нее было несправедливо — она не знала, как приезд сюда перевернул мою жизнь.

— Эльвира, мне очень жаль. Прости меня.

— Конечно, я тебя прощаю. Я проделала весь этот путь, чтобы ты не была одна, — она протянула руку, чтобы сжать мою ладонь. — И мне пришлось сбежать, иначе бы мама никогда меня не отпустила.

На секунду я посочувствовала дяде. Должно быть, он испытывал те же чувства, что и я, когда впервые увидела ее одну в незнакомом городе.

— Я просто не могу поверить, что ты проделала весь этот путь в одиночку—

— Мне помогли, — сказала она. — Твоя горничная все организовала, так же, как и для тебя. Она даже нарядила меня в черное для путешествия. Правда, это было довольно просто, потому что я притворялась тобой. Я все время спрашивала себя: что бы сделала Инез? — ее губы растянулись в лукавой улыбке. — Оказалось, очень многое.

— Тебе нужно написать Амаранте, — сказала я. — Она в ярости и уже угрожала мне пожизненными страданиями, если с тобой что-нибудь случится.

Эльвира побледнела.

— Боже, она ужасная в гневе.

— О, даже не рассказывай. Мне доводилось прятаться от нее под кроватью.

Она рассмеялась.

— Не было такого.

— Не было, — призналась я. — Но я думала об этом, — я снова обняла ее. — Так ты снимаешь здесь номер?

— Ну, вроде того, — сказала она, и впервые с нашей встречи выглядела встревоженной. — Я приехала и сообщила любезному джентльмену за стойкой регистрации, что я член семьи и жду твоего приезда. Он поселил меня в твоем номере, точнее — в номере твоих родителей. Ты не возражаешь?

Я покачала головой.

Эльвира с облегчением прижалась ко мне.

— О, я так рада. Я беспокоилась, что тебя это может задеть, — она переплела наши пальцы. — Ну, давай поднимемся наверх. У меня есть кое-что, на что тебе нужно взглянуть.

— Что это?

Она прикусила губу.

— Письмо от твоего отца.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

У Эльвиры был свой латунный ключ, которым она и открыла дверь. Я шагнула внутрь, отчасти сгорая от нетерпения прочесть письмо, отчасти в ужасе от необходимости это сделать. Эти слова будут последними, что я получу от папы. Они разрушат меня, что бы в них не было. Кузина, похоже, чувствовала мое внутреннее смятение, потому что тихо и аккуратно зажгла свечи в комнате, оставив все, чего касалось мягкое золотистое сияние.

Она открыла дверь в бывшую спальню моих родителей, и я ахнула. Эльвира привела в порядок весь номер; вещи моих родителей больше не были разбросаны повсюду. Их багаж стоял рядом с диваном, одежда аккуратно сложена. Их дневники и письма ровной стопкой лежали на журнальном столике. Она застелила кровать в их комнате и разложила на покрывале кучу разных вещей по категориям.

Моя кузина наблюдала за мной, разминая руки.