— Гляди-ка, да у тебя уже составлен целый план!

— Я только говорю, что это можно было бы сделать, — стояла на своем Лена.

Спартак усмехнулся. Ему было бы гораздо удобнее обосноваться в Болонье. Оттуда легче было бы ездить в Милан или в Равенну. Но он слишком часто навязывал жене свою волю и теперь понял, что настал момент идти на уступки.

Лена сама занялась покупкой и перестройкой особняка в Котиньоле. Когда она перебралась туда с семьей, немногие из оставшихся в живых старых знакомых едва решались с ней поздороваться. Лена превратилась в настоящую даму, одевалась строго, но элегантно, окружающие смотрели на нее с уважением и восхищением.

Спартак и счетовод Торелли вышли из спального вагона на вокзале Термини в Риме. Часы на башне показывали половину восьмого. Встреча в министерстве была назначена на девять утра.

— У нас вполне хватит времени, чтобы сходить в римские бани, вымыться и переодеться, — заметил Спартак.

— По правде говоря, я уже привел себя в порядок, — сказал Торелли.

Ему не хотелось идти в незнакомое место, к тому же столь экзотичное, как общественная баня, и еще меньше — появляться там на равных со своим хозяином. Аугусто Торелли уже много лет работал у Спартака, делил с ним труды и заботы, однако считал необходимым сохранять определенную дистанцию.

— Ну, тогда подождите меня у входа, — предложил Спартак и посоветовал: — А пока что закажите себе капуччино[55]. В Риме капуччино готовят гораздо лучше, чем в наших краях, — пояснил он и, попросив Аугусто подержать его портфель, вошел в отделанный белым мрамором вестибюль банного заведения, откуда пахнуло горячим и влажным воздухом, густо напоенным ароматами мыла «Люкс» и бриолина «Линетти».

Молодой человек в белом халате принял у него на хранение одежду. Спартак вошел в кабину, сверкавшую хирургической чистотой. От горячей воды над краем чугунной ванны, покрытой белой эмалью, вздымались облака пара.

— Не желаете ли добавить ароматических солей? — спросил банщик.

— Лучше добавьте чего-нибудь антисептического. Вроде бы здесь все чисто, но наверняка никогда не знаешь, — ответил Спартак.

Он предпочел бы принять ванну в «Гранд-отеле», но снимать номер только для того, чтобы вымыться, казалось ему расточительством. Совещание в министерстве не должно было занять много времени, а по его окончании он намеревался сразу же отправиться обратно на вокзал и ближайшим же поездом — домой. За те три дня, что его не было в Котиньоле, Спартак соскучился по своей семье.

Расслабившись как следует в горячей воде, чтобы снять усталость, накопившуюся за ночь, проведенную в поезде без сна, Спартак оделся и освежился одеколоном, после чего почувствовал себя готовым к встрече с министром.

— Прошу прощения, доктор Рангони, министр еще не прибыл, но должен подъехать с минуты на минуту. Могу я пока предложить вам чашку кофе?

Женщина говорила с заметным английским акцентом. Спартак подумал, что она примерно одного возраста с Маддаленой, ну, может, немного моложе. Она была очень высокого роста, с необыкновенно пышными, как у Юноны, бедрами и грудью, с осиной талией. Золотистые, слегка вьющиеся на концах волосы были модно подстрижены. Ярко-голубые глаза блестели, крупные, красиво очерченные губы были накрашены помадой цвета «цикламен».

— Я Элейн Фостер, секретарь министра, — представилась она, протягивая руку для приветствия.

Спартак непринужденно поцеловал протянутые пальцы.

— Это счетовод Торелли, мой помощник, — представил он своего спутника.

Появился рассыльный с двумя чашками кофе на подносе. Торелли вежливо отказался.

— Это была бы третья чашка за утро, — извинился он. — Моя нервная система мне этого не позволяет.

Спартак не обращал на него внимания, целиком поглощенный чарами Элейн. Она, казалось, тоже не осталась равнодушной к обаянию этого мужчины с мужественной внешностью и изысканными манерами.

— Я приехала в Италию в конце войны, — объяснила Элейн. — Служила во вспомогательных частях армии ее величества. Была переводчицей. И вот, как видите, так и не вернулась назад, в Англию.

— Это означает, что вам понравилась Италия? — спросил Спартак.

— Я просто влюблена в вашу страну! — воскликнула секретарша.

— А может быть, и в кого-нибудь из итальянцев, — намекнул он.

— Может быть, — улыбнулась Элейн.

— Что бы вы сказали, если бы я пригласил вас на обед?

— Если бы вы это сделали, доктор Рангони, мне пришлось бы отказаться. Министр позволяет себе перекусить бутербродом около часа дня и тут же вновь принимается за работу. На сегодняшний день его время расписано до восьми вечера, — пояснила она.

— В Риме это как раз время ужина. Вы ведь не откажетесь поужинать после столь долгого рабочего дня, к тому же проведенного впроголодь? — вновь закинул удочку Спартак.

— Возможно. — Элейн опять улыбнулась.

Спартак повернулся к Аугусто Торелли.

— Немедленно снимите номер в «Гранд-отеле», — приказал он шепотом. — Вы можете вернуться в Равенну после встречи с министром. Я проведу ночь в Риме.

— Я вас понял, доктор, — ответил Торелли, сохраняя невозмутимое выражение лица.

Вошел министр. Увидев Спартака, он тотчас же его узнал. Да и как было не узнать этого молодого предпринимателя, который столь любезно прислал ему на дом в качестве рождественского подарка чайный сервиз чистого серебра?

— Проходите, доктор, — пригласил министр, — садитесь. Извините, что заставил вас ждать. Что-то у меня сегодня с утра все идет вкривь и вкось.

Спартаку безумно нравилось великолепие старинных римских палаццо, словно напоенных духом истории, традиций, высокого искусства. Куда меньше импонировали ему обитатели этих величавых дворцов. Они занимались интригами и махинациями, изъяснялись намеками и, даже исполняя свой прямой служебный долг, ухитрялись все представить так, будто делали вам величайшее одолжение. Спартак привык выражаться кратко и по существу дела, что нередко ставило в тупик его собеседников из римских палаццо. Но в данном случае приходилось приноравливаться к царившим здесь нравам: слишком важный для него вопрос должен был решаться в этот день.

Дело было в том, что правительство вот уже несколько месяцев назад обязалось безвозмездно субсидировать торговлю продовольствием. Сумма, причитавшаяся Спартаку, должна была, по его расчетам, покрыть все проценты по его банковским займам.

— Мы все на той же точке, господин министр, — начал он, усаживаясь вместе с Торелли напротив письменного стола и глядя в глаза человеку, от которого зависело скорейшее решение его дела.