— Спасибо, — сказала девочка, забирая ее.

— Ты здесь одна? — спросил Кристоф, оглядываясь, но не увидел поблизости никого из предполагаемых родственников ребенка.

— С мамой. — Малышка неопределенно махнула рукой в сторону дальней двери и принялась сосредоточенно отколупывать крышку с банки. — Она работает.

— Ночью?

— Днем она не успела все посчитать, — терпеливо объяснила девочка недогадливому взрослому.

— Ясно, — ответил Кристоф, развлекаясь беседой с неожиданной собеседницей. — А тебе в это время разве не полагается спать?

Ответить та не успела. Послышался громкий хлопок двери, торопливые шаги, затем из-за угла показалась встревоженная молодая женщина в строгом костюме офисного работника. Увидела девочку и едва ли не бегом бросилась к ней.

— Аня! Что ты здесь делаешь?! Разве я не говорила тебе… — Взгляд незнакомки упал на Кристофа, она вдруг побледнела, сгребла ребенка в охапку и заговорила с торопливым отчаянием: — Это моя дочь. Я знаю, что нельзя приводить детей на рабочее место. Но сегодня ее не с кем было оставить. Аня спала у меня в кабинете, а я отвлеклась и…

Рука женщины машинально метнулась к лицу, поправила локон, выбившийся из прически, и колдун заметил на запястье знакомую татуировку. Рука, держащая весы.

— Она захотела шоколада, — мягко ответил он. Улыбнулся успокаивающе. — И, по-моему, вам он тоже не помешает.

Служащая вьесчи неуверенно улыбнулась в ответ, поняв, что сегодняшний проступок ничем ей не грозит.

— Я с ней поделюсь, — сказала девочка, пытаясь освободиться из материнских рук.

— Часто работаете по ночам? — спросил кадаверциан.

— Иногда, — уклончиво ответила та, крепко взяв дочь за руку.

У нее было бескровное лицо человека, мало видящего солнце. Даже тщательный макияж не мог скрыть кругов под глазами и бледной кожи. Ощущение усталости также казалось крепко въевшимся в эту женщину.

— Извините, я… мне нужно отвести дочь. Ей давно пора спать, и… если ее кто-нибудь увидит здесь, у меня могут быть неприятности.

— Да, конечно. Идемте, я вас провожу.

Она снова нервно улыбнулась. Очень не хотела показаться невежливой и, Кристоф был уверен в этом, знала, с кем именно разговаривает сейчас. Кроме того, боялась получить нагоняй от работодателей и беспокоилась за дочь. Но пошла рядом с некромантом, ведя за собой девочку.

— Кто ваш непосредственный начальник? — продолжил кадаверциан беседу. — Рамон?

— Нет. Господин Пауль.

— Тогда я вам сочувствую. Знаю, у него есть неприятная привычка еще с вечера оставлять своим сотрудникам записки об их опоздании. Так что, когда бы они ни пришли на работу, всегда получают выговор за задержку.

Женщина тихо рассмеялась, смелее взглянула на Кристофа, но ее лицо тут же застыло, а сам он почувствовал чужое присутствие. Оглянулся и увидел Пауля Вьесчи, первого помощника Рамона.

— Доброй ночи, Кристоф, — сказал тот с подчеркнутой корректностью негоциантов. — Патрон ждет тебя. — Потом перевел взгляд на свою сотрудницу и жмущуюся к ней девочку, и на его лице мелькнуло выражение голодного лиса, наткнувшегося на беззащитную куропатку.

— Рита, — произнес он очень мягко. — Я уже говорил тебе, чтобы ты не приводила ребенка в офис.

— Да, господин Пауль, — ответила та ничего не выражающим тоном. — Я помню, но…

— Ты же не хочешь, чтобы с ней что-нибудь случилось, не так ли? Тем более по твоей вине.

— Нет! Конечно, нет. — Женщина крепче прижала к себе девочку, в ее глазах мелькнул настоящий страх. — Господин Пауль, этого больше никогда не повторится. Я обещаю.

— Ты уже обещала, — вкрадчиво заметил вьесчи, явно наслаждаясь страхом и беспомощностью своей «жертвы». — Очень жаль, но мне придется…

Кристоф кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание, а когда Пауль, не скрывая досады, повернулся к нему, сказал по-испански, на родном языке негоцианта:

— Я слышал, вьесчи осуждают методы нахтцеррет работать с людьми.

— А в чем дело? — довольно нелюбезно осведомился помощник Рамона на том же языке.

— Хватит запугивать ее.

— Не думаю, что тебя касается, как мы обращаемся со своими людьми, — высокомерно заметил Пауль, сузив темные глаза. — Мне, например, не приходит в голову защищать ваших бетайласов и прочих оживших покойников.

— Да, они не нуждаются в защите, — усмехнулся Кристоф, глядя на встревоженную Риту, явно не понимающую ни слова из их разговора. — У них есть профсоюз, который называется Тёмный Охотник.

Вьесчи надменно поджал губы, смерил колдуна сдержанно-раздраженным взглядом и процедил:

— Я делаю свое дело. Она, — небрежный кивок в сторону Риты, — свое. Но если людей не контролировать и не держать в страхе — никакой работы не будет вообще.

— Понимаю, — доброжелательно отозвался некромант. — Могу одолжить несколько стигонитов. Они обожают работать. И выглядят великолепно вне зависимости от времени суток.

Вьесчи раздраженно мотнул головой, понимая, что спорить с некромантом бесполезно, с отвращением взглянул на Риту:

— Иди. И учти, это последнее предупреждение.

— Да, господин Пауль, — ответила та и поторопилась скрыться, буквально утащив за собой дочку.

Кристоф учтиво кивнул негоцианту и направился дальше.

Верхний свет в кабинете Рамона был потушен. Горела только настольная лампа. За панорамным окном кипел ночным светом город.

Глава клана сидел перед компьютером за своим необъятным столом. Верхняя пуговица рубашки вьесчи была расстегнута, узел галстука растянут, пиджак висел на стуле. И сам он выглядел гораздо менее невозмутимым и сдержанным, чем всегда.

— Доброй ночи, — сказал кадаверциан, закрывая за собой дверь.

— Садись, — отозвался Рамон, глядя в монитор.

Колдун обошел его стол и с интересом посмотрел на экран. Там разворачивалась сложнейшая разноцветная путаница линий. Роза ветров.

— По-моему, эти художества не имеют никакого отношения к банковскому делу, — улыбаясь, заметил Кристоф.

— Современные синоптики ни черта не знают о погоде, — пробормотал негоциант, исправляя одну из линий. — Все приходится делать самому.

— Магия лугата требует точных научных знаний? — усмехнулся колдун.

— Так же как некромантия невозможна без хирургии, — не остался в долгу Рамон. — Подожди минуту, ладно? Я сейчас закончу.

— Можешь не торопиться. — Кристоф выдвинул одно из кресел и поставил его так, чтобы видеть картину, висящую на стене.

На первый взгляд это была бессмысленная мешанина красок и бесформенных пятен, но если господин де Кобреро повесил ее в своем кабинете, она, несомненно, стоила несколько миллионов.