Максл болтал, что получил на Рождество два жестяных автомобиля и бензоколонку, а Хансл что-то говорил об игрушечном магазине. Лео вскользь упомянул, что ему подарили паровую машинку, потому что ему было ясно, что ни Максла, ни Хансла он не сможет впечатлить граммофоном и пластинками. Лизель было уже двенадцать, на четыре года старше его. Она не была похожа на свою маму Августу. Лизель была стройной, ее темно-русые волосы вились, лицо было узким, а рот маленьким, в форме сердечка. Она нравилась ему, потому что всегда была милой и нежной, и его раздражало, когда братья дразнили ее.

– А что тебе принесла Кристкинд? – спросил он.

– Платье и куртку. Новые ботинки. И два вышитых платка.

Он уже хотел спросить, не дарили ли ей игрушек, но тут в его меховую шапку попал снежок и сорвал ее с головы.

– Эй! – закричала Додо. – Подожди, Максл, теперь и ты получишь!

Дети стали играть. Они сгребали снег и лепили из него снежки. Додо попала Макслу в плечо, Лизель поразила Додо в руку, а Лео точным броском угодил Макслу в живот. Снежки летали туда-сюда, раздавались возгласы и вопли, Додо визжала, потому что снег попал ей за воротник, Лизель смеялась над Лео, который промахнулся. Хансл был самым ловким, когда нужно было увернуться от снежка. Он просто плюхнулся на снег.

– Но дети! – раздался голос госпожи фон Доберн. Никто на это не обратил внимания.

Бах – бросок попал Лео по щеке. Было больно, он вытер снег и увидел, что снежок кинул папа. Он засмеялся. Не с издевкой, но и не зло. Немного задорно. Так, как он иногда смеялся над мамой. Лео нагнулся и слепил снежок. Его руки замерзли, и снег жалил их, как острые ледяные иглы. Он посмотрел на папу, который наблюдал за ним. Тот все еще улыбался.

– Давай, – подзадоривал он. – Попробуй-ка попади в меня. Я буду стоять здесь и не сойду с места.

Первый бросок был мимо. При второй попытке снежок от Хансла попал ему в шею, что помешало точно бросить, и он снова промахнулся. Но с третьего раза он попал папе в грудь. Тот нагнулся, чтобы слепить новый снежок, но сразу же был поражен тремя нападавшими. К Лео присоединились Додо и Максл.

– Негодяи! – засмеялся папа. – Все на одного. Ну не ждите пощады!

Белые снаряды полетели во все стороны, дети визжали, смеялись, стонали и наконец остановились, уставшие, с красными лицами и замерзшими пальцами. И тогда он услышал это. Тихий звон. Маленькие веселые колокольчики, не менее четырех. В ровном ритме они подпрыгивали и раскачивались. Ре-мажор. Еще слышался хруст снега, скрип, скрип, скрип и тихий свист, скольжение.

– Кристкинд, – благоговейно прошептала Додо.

Максл начал смеяться, Лизель указала в сторону особняка, где теперь было видно странное транспортное средство. Лошадь тянула телегу. Нет – сани!

– Это наш папа! – воскликнула Лизель. – Он починил старые сани. И все мы сможем покататься на них!

Старые сани! Лео иногда видел их в сарае, где они просто стояли и ржавели. Сани были красного цвета, сиденья сделаны из кожи, но довольно потертые, а длинные полозья были коричневыми от ржавчины.

– Ну что? Сюрприз удался? – спросил папа.

И какой! Густав Блиферт остановился возле них, и было видно, что он очень гордился тем, что управляет санями. Все забрались внутрь, включая папу, и наконец последней, натянуто улыбаясь, села госпожа фон Доберн. Она, вероятно, замерзла, ее пальто было не очень теплым, а сапоги без подкладки.

– Какая чудесная идея пришла в голову вашему отцу, – похвалила она. – Хенни, наверное, расстроится, что она не с нами.

Действительно, Лео понравилась мысль, что Хенни сейчас стоит наверху на вилле у окна и с завистью глядит в парк. Они сделали большой круг. Мимо садового домика, где дымилась труба, а Августа стояла и махала им с маленьким Фрицем на руках. Мимо елей и кустов можжевельника, которые под белым грузом казались горбатыми гигантскими гномами. Затем вокруг виллы, через луг почти до самых ворот и по длинной подъездной дорожке с голыми, покрытыми снегом деревьями до круглой клумбы во дворе. Всю дорогу Лео слышал звуки и чувствовал ритм копыт лошадей. В его голове снова зазвучала музыка, звуки приближались, многие одновременно, иногда шумы, а иногда и мелодии. На дорожке у дома полозья саней захрустели и заскрипели, снега там было мало, и было видно, как от них разлетаются разноцветные искры.

У входа в дом, плотно закутавшись в меха, ждали бабушка Гертруда и бабушка Мельцер. Тетя Китти тоже хотела покататься.

– О, Пауль! – с восторгом воскликнула она. – Ты помнишь, как мы ездили в этих санях через лес? Я забрала Мари к нам в сани. Ты, Лиза и мой бедный Альфонс – мы ехали вместе.

Папа вышел, чтобы освободить место, потом они втроем втиснулись внутрь, и Ханслу пришлось сесть на колени бабушке Гертруде. Хенни не пошла с ними, она съела слишком много марципана и почувствовала себя плохо.

Лео не удивился, что тетя Лиза не поехала с ними – бедная лошадь, наверное, не смогла бы потянуть такой груз. Но то, что мама не спустилась, его огорчило.

Позже, когда они попрощались и вернулись в машину тети Китти, Хенни уже стало лучше.

– Я могу забрать свои подарки, – похвасталась она, – но ваши останутся здесь, сказал дядя Пауль. Вы сможете играть с ними, только когда придете сюда в гости!

Додо было очень жаль, потому что ей так понравилась паровая машина. Папа отнес ее в детскую комнату и завел, но сразу же остановил, потому что было уже поздно. На куклу Додо сразу же стало наплевать.

Лео больше всего хотел сесть за фортепиано, потому что ему нужно было воспроизвести звуки, которые роились у него в голове. По крайней мере, он хотел попробовать. Хотя для большинства звуков не хватало клавиш.

28

Январь 1925 года

Уважаемый господин Винклер,

Поскольку вы предпочли ускользнуть, не попрощавшись, я не старалась в течение последних месяцев выяснить ваше нынешнее местонахождение. Какой в этом смысл? Ваше равнодушие к имению Мейдорн и ко мне было совершенно очевидно.

Я не та женщина, которая бегает за мужчиной. Не сомневаюсь, вы уже нашли для себя подходящее место в жизни.

Я убеждена, что Вы прекрасный учитель и воспитатель молодежи, здесь кроется Ваш талант, также как в исследовании прошлого и краеведении.

Лиза откинулась назад и опустила перо в чернильницу. Недовольная, она перечитала написанное, покачала головой и внесла исправления: глагол «ускользнуть» был слишком сильным, говорил