— Как вы думаете, тот, другой гобелен, что находится в Ламбете, он скажет нам больше? Тот, на котором изображены все эти сестры? Может быть, сестра Елена хотела, чтобы я увидела именно его? Он, кажется, имеет большее отношение к монастырю. Наш визит сюда, похоже, оказался бесплодным.

Брат Эдмунд задумался на мгновение.

— Не будьте так категоричны. Я думаю, что, выбирая эти сюжеты, сестра Елена пыталась сообщить что-то о борьбе, происходящей внутри монастыря: о битве между земными желаниями и спасением души; возможно, между добром и злом.

Меня пробрала дрожь, но причиной тому был не холод.

До городка Эймсбери мы добрались после захода солнца. Моя племянница была права, когда предостерегала нас: по Уилтширу мы продвигались медленно, пока не добрались до главной дороги, соединяющей Лондон и Эксетер. Эймсбери, с его церковью и небольшим рынком, стоял на этой дороге, и, по словам Луки, там имелась великолепная гостиница для путников.

Мы с братом Эдмундом, уставшие после долгого пути, вошли в это заведение. Оно было на удивление просторным и сияло высоким беленым потолком. Хозяин приветствовал нас у дверей с озабоченным выражением на лице.

— Меня зовут Эдмунд Соммервиль, мы с сестрой хотим у вас переночевать, — сказал брат Эдмунд. — Нам потребуются две комнаты, конюшня для наших лошадей, а также место для двух наших слуг. Мы готовы заплатить, сколько вы попросите.

— Мне очень жаль, сэр, у нас в гостинице осталась только одна комната.

Это было для нас неожиданностью. До этого дня мы без труда снимали две комнаты в любой гостинице — время года для путешествий было не самое подходящее.

— Но у нас в городе есть Бенедиктинский монастырь, хотя мне и жаль будет терять клиентов, — продолжал хозяин. — Монахи — люди добрые, и гостеприимство у них в крови. Вы можете послать туда одного из своих слуг: пусть узнает, есть ли свободные места.

Брат Эдмунд отрицательно покачал головой. Еще до отъезда мы решили, что будем избегать монастырей из опасения, что как-нибудь случайно выдадим себя.

— Ах, так вы не сторонники старой веры? Извините, что предложил вам, — взволнованно проговорил хозяин.

Брат Эдмунд вздохнул:

— Не беспокойтесь. Я готов заплатить вам побольше. Неужели у вас всего только одна комната?

Хозяин захрустел пальцами.

— К сожалению. У нас сегодня остановилась большая компания. Брату с сестрой случается спать в одной комнате, тем более у нас помещение просторное, и я могу принести еще один тюфяк.

Я подтолкнула брата Эдмунда локтем в бок.

— Не можем же мы вернуться на дорогу. Ничего страшного — переночуем в одной комнате.

— Хорошо, — кивнул он.

Хозяин с облегчением сказал:

— Еду мы подаем вон там — за аркой. Это никакая не таверна, так что вашей сестре вполне пристало там находиться. Позвольте мне, не взимая с вас дополнительной платы, предложить вам горячий ужин.

Это было гораздо привлекательнее, чем черствый хлеб из наших седельных мешков.

Боковая комната с полудюжиной деревянных столов, как и говорил хозяин, оказалась вполне пристойной. В камине недавно развели огонь. Несколько минут спустя мы уже поглощали горячие, с пылу с жару, пироги. Слуга принес кружки с элем.

— Не похоже на то, чем угощала нас вдовствующая герцогиня, верно? — улыбаясь, сказал брат Эдмунд.

Я пожала плечами:

— На мой вкус, неплохо.

Он задумчиво разглядывал меня через стол.

— В чем дело? — спросила я.

— Мне ваш характер кажется весьма примечательным, сестра Джоанна. Ни в монастыре, ни во время нашего путешествия вы ни разу не пожаловались на трудности или неудобства.

— Разве мы все не отказываемся от удобств и мирской роскоши, когда принимаем обет? — спросила я.

— Да. Но все же, после того как я увидел вашу родственницу, ваше поведение представляется мне еще более поразительным.

Я почувствовала, что заливаюсь румянцем.

— Мне показалось, вы были в восторге от вдовствующей герцогини, — смущенно проговорила я.

Брат Эдмунд улыбнулся:

— Она не принадлежит к тому разряду женщин, которые приводят в восторг доминиканских братьев.

— А что, есть такие женщины, которые приводят братьев в восторг?

Он открыл было рот, но тут же закрыл его. Брат Эдмунд, к моему удивлению, выглядел донельзя смущенным.

Тут от входа донесся какой-то шум, а затем раздались звуки мужских голосов. А затем к нам присоединилась самая необычная группа, какую мне только доводилось видеть. Дюжина мужчин расселась за столами, на всех них были одеяния монахов или братьев, но разных орденов. По большей части здесь были бенедиктинцы, но еще я увидела францисканцев и августинцев. Не было среди них представителей только одного ордена — Доминиканского.

Наиболее колоритно выглядел монах-цистерцианец. У этого человека, облаченного в белый хабит и черный скапулярий,[37]были бледная кожа, голубые глаза и ободок седых волос, хотя он едва ли перешагнул тридцатилетний рубеж. Я сперва удивилась, но потом сообразила, что вижу перед собой альбиноса.

Брат Эдмунд не мог оторвать глаз от этой группы. Цистерцианец, сидевший к нам ближе всех, медоточивым голосом проговорил:

— Приветствую вас в этот прекрасный вечер. Меня зовут брат Освальд.

Видя, что брат Эдмунд потерял дар речи, глядя на этих странствующих монахов, я сказала:

— Приветствую вас, брат. Позвольте представиться: Джоанна и Эдмунд Соммервиль, мы едем из Кента в Лондон по семейным надобностям.

Он улыбнулся:

— Приятно встретить такую красивую пару. Давно вы женаты?

— Мы вовсе не состоим в браке, — возразил брат Эдмунд. — Джоанна — моя младшая сестра.

Брат Освальд стрелял глазами то в меня, то в брата Эдмунда. Он явно заметил, что мы с ним совершенно не похожи.

— Великолепно, — сказал он все тем же слащавым голосом, затем сделал большой глоток эля из стоявшей перед ним кружки. И обратился к своим товарищам: — Братья, разве нам не повезло? Разве сам Господь не улыбается нам? Сначала мы прослушали мессу в великолепной церкви, потом вернулись в эту гостиницу и вкушаем обильную пищу, а теперь знакомимся с этими добрыми странниками, братом и сестрой, которые тоже отправились в путешествие.

Остальные монахи посмотрели на нас и дружелюбно заулыбались.

— И какова цель вашего путешествия? — поинтересовался брат Эдмунд.

Брат Освальд улыбнулся: