Прошло несколько минут, и я снова уснула.

Проснуться до рассвета было нетрудно. Я привыкла к этому в монастыре. Одевшись, спустилась по лестнице.

Монахи и братья толпились во дворе рядом с гостиницей. Брат Эдмунд разговаривал с двумя бенедиктинцами. Рядом с ним я увидела Джона и Луку, наши лошади были готовы.

Брат Эдмунд направился ко мне. Я ждала, что он объяснит как-нибудь свое ночное исчезновение.

— Это будет короткое путешествие, — сказал он холодным, безразличным тоном. — Мы дойдем с братьями пешком до Стоунхенджа, а потом поедем своим путем и доберемся до монастыря Мальмсбери задолго до захода солнца.

Я кивнула. Ждала — но он так ничего и не сказал о прошедшей ночи. Я обратила внимание, что вид у брата Эдмунда уже не такой больной, как раньше. Значит, кошмары сегодня не мучили его.

Он наклонился, чтобы сказать что-то еще. Тихим голосом проговорил:

— Я пойду с братьями, но вы должны ехать на лошади.

Я отпрянула:

— Это монахи попросили вас об этом?

— Нет.

— Значит, вы сами хотите, чтобы я шла отдельно?

— Полагаю, так будет лучше всего.

— Если мы собираемся совершить паломничество в это древнее место, то я хочу, как и все, идти пешком, — сердито заявила я.

Он начал было возражать что-то, но я не стала слушать — направилась к брату Освальду.

— Я очень благодарна вам за приглашение. И готова тронуться в любую минуту, как только вы решите, что пора.

Мы двинулись по темному, погруженному в тишину городку Эймсбери. Возглавлял шествие францисканский монах с толстой свечой в руке. Подмерзшая земля похрустывала под нашими башмаками.

Я намеренно шла отдельно от брата Эдмунда — была очень сердита на него. Каждый раз, когда он приближался ко мне, я ускоряла шаг или начинала разговор с одним из братьев — все они относились ко мне очень дружелюбно. После третьей попытки мой спутник, казалось, сдался и предпочел держаться вдали.

Выйдя из города, мы вытянулись на тропинке в цепочку и принялись петь псалмы. Над нами поднимались белые облачка пара.

Тропинка шла по небольшим, невысоким холмам. На востоке занималась заря. Я оглянулась, оглядела всю цепочку — брат Эдмунд шел посредине. Лука и Джон в самом конце — они вели лошадей.

Францисканец со свечой остановился на вершине холма, повернулся к нам и задул свечу. В небе пульсировало красноватое сияние.

— Поспешим! — прокричал кто-то.

Цепочка распалась. Мы припустили бегом к вершине холма, на котором остановился францисканец. Добравшись до него, мы все встали плечо к плечу, чувствуя себя равными.

На вершине соседнего холма я увидела неровный круг, сложенный из громадных каменных плит одинаковой высоты, а внутри его — еще один круг из камней поменьше. Ничего более необычного я в жизни не встречала. Но в то же время было в этом и что-то знакомое. Словно обрывки какого-то очень давнего сна воплотились в жизнь на этой холмистой равнине.

Когда мы все вместе подошли к этим каменным плитам, над холмом далеко за Стоунхенджем поднялось солнце. Внезапно там, где только что на темной земле стояли светло-серые каменные плиты, я увидела нечто ослепительное. На черном поблескивало золото. Повсюду прыгали тени.

Ближайший ко мне монах при виде этих теней счастливо рассмеялся. Это был бенедиктинец, плотного сложения, с широко поставленными карими глазами и седеющей бородой. Слезы потекли по его щекам. Я еще не разговаривала с ним в то утро, а до вчерашнего вечера даже не знала о его существовании. И все же мы улыбнулись друг другу, словно старые друзья. Я протянула ему руку, и он взял ее. Его грубые пальцы царапали мою ладонь. Остальную часть пути мы проделали вместе.

Когда мы подошли к наружному кругу камней, я исполнилась убеждения, что вся моя прежняя жизнь, каждое решение, каждое произнесенное мною слово вели меня на этот холм, к этому утру.

Некоторые монахи и братья ходили между камнями; другие молились, опустившись на колени; кое-кто стоял в центре, подняв вверх ладони. Я увидела брата Эдмунда — он медленно поворачивался, глядя на плиты. Брат Освальд, опустившись рядом с ним на колени, читал нараспев молитвы.

Я прошла между двумя наружными плитами в три человеческих роста и оказалась в центре. Гигантские камни в середине были какие-то особенно бесформенные, невероятным образом перекрученные, словно кто-то специально изуродовал их. Я почувствовала, что наружный каменный круг обладает какой-то таинственной, защищающей силой. Все это чем-то напоминало монастырь и нас, сестер, пекущихся друг о дружке. Больные, ущербные или ослабевшие оставались в центре, а более сильные образовывали вокруг цепочку, чтобы исцелять их и утешать. Я увидела здесь символ нашего призвания, наших жизней. Все это имело огромное значение.

Я встала на колени. Солнечные лучи коснулись моего лица. Я начала молиться. Прошло совсем немного времени, и я почувствовала, как чья-то нога коснулась моего покоящегося на земле колена. Это был брат Эдмунд. Лицо его скривилось.

— Нам пора, — произнес он.

— Уже? Так быстро?

— Здесь мы не найдем ответов, — сказал он. — Только огромные камни. Их много веков назад заволокли сюда язычники.

— А брат Освальд? — Я кинула взгляд на молящегося цистерцианца.

— Он ничего не узнает здесь. И уж конечно не поймет, почему Господь допустил закрытие монастырей. — Брат Эдмунд говорил резким тоном. — Найти способ остановить Кромвеля — вот единственное, чем мы можем помочь ему, помочь всем этим бедным, потерянным людям.

Брат Эдмунд помог мне подняться, руки его оказались на удивление сильными. Он быстрым шагом, не отпуская меня, направился к лошадям. Когда мы проходили мимо густых зарослей, одна из веток царапнула меня по руке.

— Не надо меня тащить, — воспротивилась я. — Мне больно.

— Неужели я только что услышал от вас жалобу, сестра Джоанна? — саркастически спросил он. — Что ж, в конечном счете хоть одна запоминающаяся вещь сегодня утром случилась.

Я вырвалась из хватки брата Эдмунда.

— Да что с вами такое?

— Простите меня. Я не должен так говорить. Просто, глядя на этих невинных людей, я чувствую огромную боль. И жалость. Брат Освальд сказал мне, что они сложили вместе все свои выходные пособия, которые выплатили им уполномоченные короля. Этих денег вполне хватило бы на то, чтобы добраться на континент и найти там монастырь, который примет их. Но они не хотят покидать родную землю и расходуют все свои деньги сейчас, без всякого смысла бродя по Англии.

— Вы уверены в том, что это они бродят без всякого смысла, а не мы с вами? — спросила я.

Он поморщился:

— Нет, не уверен.

Несколько минут мы шли молча. Затем обернулись в последний раз — монахи все еще молились, читали псалмы и толклись вокруг древних камней Стоунхенджа. Я скорбела всем сердцем, что больше никогда не увижу их.