IPO кредитно-сберегательных обществ, как правило, выгодны для покупателей, но чаще всего их доходность не так высока[235], как в случае ВП. Краткосрочная доходность обычно составляет от 10 до 25 %, а в некоторых немногочисленных случаях возможны и небольшие убытки.

Существуют службы, помогающие покупателю оценить предлагаемые сделки и избежать участия в менее выгодных из них. Такую оценку можно провести и самостоятельно.

Мы с Джеффом открыли по нескольку сотен сберегательных счетов каждый. В некоторых случаях это можно было сделать по почте, но во многих учреждениях требовалось личное присутствие. Каждый раз, когда мы ехали куда-нибудь по делам, мы смотрели в своей базе данных, какие кредитно-сберегательные банки нам следует посетить.

В одном случае мы обнаружили один очень крупный кредитно-сберегательный банк, который казался готовым к преобразованию: выпуск его акций должен был быть весьма масштабным. Счет в этом банке можно было открыть только лично, а не по почте, что уменьшало число возможных конкурентов. Джефф уговорил меня и моего зятя Рича слетать на день в Даллас.

Когда мы пришли в банк, рядом с нами в очереди оказались некий самоуверенный тип из Беверли-Хиллз, лет тридцати с чем-то, и его подруга. Они тоже хотели открыть себе счета. Этот «человек в темных очках» вел себя подчеркнуто скрытно, как неумелый агент ЦРУ. Он завел с нами беседу, выяснил, что мы не местные, и поинтересовался, не играем ли мы в ту же игру с кредитно-сберегательными банками, что и он, крупный специалист в этом деле. Мы прикинулись простаками, и он с важным видом вручил нам свою визитную карточку. Я сохранил ее смеха ради и несколько месяцев спустя, когда в Newsweek появилась статья о моей финансовой деятельности, послал ему экземпляр журнала, приписав, что наша встреча в банке доставила мне немало удовольствия. Через год этот день, проведенный в Далласе, принес мне 85 тысяч долларов.

Открытие таких счетов было подобно высаживанию желудей в надежде вырастить из них дубы. Только это были довольно необычные желуди. Они могли оставаться в спячке месяцами и даже годами; некоторые из них так никогда и не пробуждались к жизни. Но время от времени, совершенно случайным образом, из земли то там, то тут вырастали могучие денежные деревья. Имело ли смысл содержать такую «плантацию»?

Сотни счетов, которые мы открыли, отвлекали средства от других инвестиций. Получая по сберегательным книжкам и депозитным сертификатам низкие проценты, мы жертвовали другими вложениями с ожидаемым доходом 10–15 %. Кроме того, следовало учесть накладные расходы и так называемую упущенную прибыль[236]. К счастью, работавшая в нашем офисе Джуди Маккой обеспечивала умелое и эффективное управление этим проектом. Урожай с нашей плантации кредитно-сберегательных счетов иногда приносил по миллиону долларов чистой прибыли в год. В последние два десятилетия такие операции постепенно сошли на нет. Общества взаимного кредитования завершили свое преобразование, и возможностей для инвестирования осталось мало. Другая причина снижения их доходности была связана с тем, что многие стали открывать такие счета, и прибыль разделилась между большим числом участников. Кроме того, инвесторы делали более крупные вклады на депозитные, сберегательные и текущие счета, надеясь получить при будущем преобразовании более крупную долю акций. Вложение более крупных капиталов привело к повышению стоимости участия в этой игре. Наши прибыли постепенно сокращались. Сейчас мы сохраняем уже открытые счета, но менее активно пытаемся открывать новые. Тем не менее даже четверть века спустя после того, как мы начали открывать такие счета, 2014 год оказался весьма прибыльным. В то же время другие мои инвестиции продолжали приносить доход. Одна из них была связана с компанией Berkshire Hathaway Уоррена Баффетта.

В октябре 1969 года, после двенадцати успешных лет и в условиях огромной, по его мнению, переоценки рынка, Уоррен Баффетт изложил свою программу свертывания деятельности компании Buffett Partnership, Ltd. Партнеры должны были получить выплату, по меньшей мере 56 % которой составляли оборотные средства, небольшую часть в некоторых случаях – мелкие пакеты акций различных компаний, а остальное, предположительно от 30 до 35 %, акции двух компаний, предприятия розничной торговли Diversifi ed Retailing и текстильной компании из Новой Англии Berkshire Hathaway. Их акции также можно было обменять на оборотные средства. При этом Баффетт сделал следующее пессимистичное заявление: «Сейчас, впервые за всю мою инвестиционную карьеру, я считаю, что среднему инвестору остается небольшой выбор: либо поручить управление своими средствами, вложенными в акции, профессионалам, либо ограничиться пассивными вложениями в облигации».

Даже сейчас, перечитывая письмо Баффетта, я не нахожу в нем никаких намеков на то, что компания Berkshire Hathaway должна была стать преемником товарищества Уоррена – не находил я их и тогда. Их не нашел и Ральф Джерард, долгое время бывший одним из вкладчиков Баффетта, который нас и познакомил[237]. Из 100 миллионов долларов, распределенных среди партнеров, приблизительно 25 миллионов принадлежали самому Баффетту. В результате в его собственности оказалась почти половина акций Berkshire.

Компания Berkshire Hathaway была примером того, что Баффетт и его наставник Бенджамин Грэм называли «сигарным окурком»: его можно получить задешево, и его еще хватает на одну последнюю затяжку. Как рассказывал в 1990 году в своем фирменном скорописном стиле журнал Forbes[238]: «[Баффетт] купил текстильные заводы Berkshire Hathaway в 1965 году (по 12 долларов за акцию), распустил товарищество в 1969-м после тридцатикратного увеличения его капитала, решил использовать Berkshire Hathaway в качестве основной инвестиционной структуры[239]. Текстильное производство по-прежнему испытывало трудности (прекратило работу в 1985 году), но инвестиционная компания процветала».