Изредка до капитана «Шершня» доносились слухи о происходящем за стенами его передвижной темницы. Он знал, что Великий князь нынче едва жив и что какие-то злые вороги пытались сжечь его в молельне. И это тем более злило Майорано, что единственный шанс на освобождение ему виделся как раз в затеянном Никотеей убийстве. В первый день, когда блистательная севаста, не меняя выражения своего безмятежного лица, назначила ценой его свободы смерть Великого князя, он был готов, не задумываясь, нанести решительный удар. Но день шел за днем, верста сменяла версту.

Слух о том, что колонна наконец достигла заветного озера, докатился до походной темницы. Он заставил дона Анджело взвыть от безысходной ненависти, вновь что-то загорланить и опять уклоняться от проклятого копья. Но когда ночь опустилась на лагерь и доносимые ветром голоса начали стихать, у повозки, едва заметная в свете нарождающейся луны, мелькнула женская тень.

Неслышным шагом девушка приблизилась к «тюремному экипажу», чуть замешкалась, и до чуткого носа Майорано донесся запах лампадного масла. «Должно быть, замок смазывает, чтоб не скрежетал», — подумал дон Анджело. Ключ неслышно повернулся, размыкая крендель замочной скобы, и у самых ног венецианца открылся лаз, карабкаться через который более пристало дворовому псу, а не прославленному от Джебель-аль-Тарик до Херсонеса Мултазим Иблису. Через это отверстие у самого пола каждый день ему просовывали миску с просяной кашей, служившей единственной пищей заключенному все эти дни. Мысль о том, что хорошо бы сейчас съесть кусок жареного мяса, была первой, возникшей в голове Анджело Майорано, едва открылся перед ним просвет свободы. Недолго думая, он скользнул в щель и, ожесточенно работая руками, извиваясь всем телом, выполз наружу и рухнул к ногам черноокой Мафраз.

— Вставай, — на родном наречии проговорила та. — У тебя нет времени разлеживаться. Сейчас в лагере многие спят, очень многие. Они отведали слез огненного цветка и не проснутся до утра. Но все же далеко не все. Ты не должен медлить. Вот тебе кинжал. Убей шахиншаха русов, и тебя ждет конь и полный кошель золота. До реки Итиль здесь недалеко. Переберешься через нее — на том берегу уже Булгарское царство. Они не выдают русам беглецов.

Анджело Майорано принял из рук персиянки кинжал. «А что если полоснуть ее по горлу и просто скрыться? — мелькнуло у него в голове. — Зачем рисковать своей головой, когда можно рискнуть чужой?»

— И не вздумай бежать, — точно подслушав его мысли, прошептала Мафраз. — Ты ведь отведал сегодняшнего варева. Если не управишься с делом в ближайший час, очень скоро почувствуешь резь в животе, затем резь превратится в настоящее пламя. Потом тебя начнет…

— Хватит! — огрызнулся Мултазим Иблис, мгновенно сообразивший, что слова наперсницы блистательной севасты вполне могут оказаться истиной, а не блефом. — Где шатер?

— Там, — махнула рукой Мафраз, до глаз завернувшись в черную накидку, отступила на несколько шагов назад и растаяла в темноте. — Мои глаза смотрят на тебя, — услышал он напоследок, — и не только мои!..

— Шайтанская отрыжка! — процедил дон Анджело, подкидывая в руке кинжал. — Ладно, глянем, что можно сделать. Но для начала, где-то тут должны спать без задних ног мои караульщики. Не желают ли они одолжить мне, ну скажем, плащ и шлем и продолжать спать дальше? — Майорано усмехнулся, и эта улыбка не предвещала спящим воякам ничего хорошего. — До того часа, пока архангел Гавриил не протрубит им подъем.

* * *

Шатер графа Квинталамонте сотрясала настоящая буря.

— Блин! Шо за на фиг?.. — на неведомом окружающим наречии вещал менестрель, самый воинственный из всех живущих в его эпоху менестрелей. — Это ж портал! Натуральный портал!

— А то я без тебя не догадался! — хмуро отозвался рыцарь, по-турецки устроившийся на походной кушетке. — Но, во-первых, портал есть, а искомого артефакта нет, а во-вторых, ты что же, предлагаешь устроить дым коромыслом еще раз?

— Не, ну вчерашняя хохма — сегодня уже не хохма, это ежу понятно! И так надымили выше крыши! Но ты ж голова, тебе ж специальный чайник с рогами положен, шоб ты мозги не застудил! Вот и напряги извилины! А то ж на фига козе баян? В смысле, Мстиславу — портал. С него баяна хватило бы!

— Какого еще баяна?

— Ну ты темный, шо дым! Вещего, конечно.

— Так, джентльмены, — перебил невнятную перебранку монах-василианин, — пока ясно одно: мои предположения оказались верны и перед нами действительно предмет, абсолютно не имеющий отношения к данной цивилизации.

— У нас наличествует подставка под этот самый предмет, да вообще-то и не у нас. А сам предмет, как бы это так покрасивше завернуть, блюданулся.

— Что-что? — не сговариваясь, переспросили Камдил с Баренсом.

— Ушел в блюдо, я так полагаю. — Лис хотел еще что-то добавить, но в этот момент снаружи послышался вполне отчетливый лязг железа.

— Идут! — насторожился Вальдар, подтягивая к себе перевязь меча.

— Да уж точно не ползут, — кивнул Лис, — а шо-то я не слышал о том, шоб ночью тут намечался смотр строя и песни. Пойти, што ль, глянуть?

— Вместе пойдем, — поднялся Вальдар Камдил.

* * *

Пола великокняжьего шатра распахнулась.

— Батюшка, батюшка! — от входа скороговоркой начал вбежавший князь Мстислав. — Мне нынче такое во сне привиделось…

Государь земли Русской возлежал на подушках, набитых лебяжьим пухом, устало смежив грозные очи. Однако же он и не думал спать. Благословенное отдохновение не приходило, но явь, которую всего лишь несколько мгновений назад он зрил перед собой, была чудней всякого сна.

— Диво дивное, батюшка! — подбегая к ложу, возбужденно тараторил Мстислав. — Как и сказать — не ведаю!

— Говори! — сумрачно перебил его Владимир Мономах.

— Нонче после трапезы сон меня обуял, будто кто по голове дубиной саданул. Как стоял близ шатра своего, так, не входя, как есть, под открытым небом очи и смежил. И вдруг снится мне, вроде как человек, а и не человек. Ликом горд, видом грозен, очи пылают. И молвит так повелительно, будто на то право имеет: «Проснись и дружину свою разбуди. Иди, — говорит, — к брегу Светлояр-озера, оттель тебе открою путь твой».

Я всколыхнулся, вздернулся, на ноги подхватился — сна как и не бывало. Братца давай будить, а он сопит в две дырки, хошь в колокол бей, хошь вприсяд пляши. И кругом тоже несусветица творится — мои дружинники глаза уж продрали, а святославовы — храпака давят…

— Цыть! — перебил его отец. — Так, стало быть, так. Потому как — никак иначе. Мне тоже видение было. Слушай меня да не прекословь.

— Как можно, батюшка?!

— Кликни людей, пусть возьмут мое ложе, да тихо, чтоб не растрясти, несут его к брегу. Там челн увидите расписной с гнутой шеей, точно у лебедя.

— Не было челна с вечера!

— Не перечь! Вишь, слово молвить невмоготу! — оборвал его Великий князь. — Положите меня в тот челн да оттолкните от берега.