— Ну а все же?

— Все дело в том, сын мой, что церковь в тех местах до последних времен не признавала главенства над собою нечестивого отступника, именующего себя Папой Римским, по сути же — мятежного римского епископа, присвоившего власть над изрядной частью христианского мира.

С тех лет, когда отец нынешнего короля бриттов готовил свой поход, он заручился поддержкой богомерзкого самозванца Папы, в то время как местное духовенство всецело поддерживало вашего славного деда Гарольда. Повелением же святейшего патриарха Константинопольского я был послан в бриттские земли, дабы своими глазами увидеть притеснения, чинимые сторонникам прежней веры, и, буде то возможно, установить добрые отношения с теми из отцов тамошней церкви, кои видят благо в возвращении оной в прежнее русло.

— И что, таковые сыскались?

— Сыскались в немалом числе, — кивнул монах, — но голос их тих, ибо как нынешний король Генрих Боклерк, так и брат, а уж тем паче отец его приложили немало сил, дабы никто не посмел иметь свою волю в их владениях. Вернее, — Георгий Варнац с упрятанной в мягкую оболочку непреклонной твердостью поглядел на князя, — в ваших землях, по сию пору захваченных этими волками в человечьем образе.

— Ну ничего, ужо я доберусь до них. А поведай мне, каковы земли те.

— Обширны и преизрядны. И холмов и рек там великое множество. А леса так, может, и поболее, чем здесь, будет. А только через те чащобы с кесаревых времен широкие тракты проложены, на коих по велению прежних государей повозка невесты не должна зацепить телегу с мертвецом. Не здешним чета.

— И сказал бы я, что мудро, — усмехнулся князь, — да только ж, сам посуди, пойдут дожди, дороги размоет, стало быть, не ты силой ратною, а уж сам Господь Бог попущением своим сию землю хранит. Ибо никакой ворог через хляби наши не проберется. А там — всякую пору ходи куда вздумается и когда вздумается. Тут уж не до сна.

— Так ведь и самим же не проехать.

— А куда ехать? Вон как нынче, к Светлояр-озеру? Так одному батюшке ведомо, чего ради мы туда путь держим. А как по мне, так и делать там нечего. — Он усмехнулся и хлопнул монаха по плечу. — Ну да ладно! А кроме трактов какие чудеса и диковинки в тех краях имеются?

— Ну уж чего-чего, а диковинок в тех краях превеликое множество. Вот, скажем, в некой местности, именуемой Гвир, есть церковь, а в ней — алтарь, коий уж сотню лет как висит посреди церкви, ни на что не опираясь.

— Да знамо ли дело? — удивился Мстислав.

— На то оно и чудо! — Георгий Варнац развел руками. — Сказывают, в далекие времена святой Ильтуд узрел в море лодку, в коей два гребца везли к берегу усопшего. А над тем усопшим как раз алтарь и парил. Гребцы поведали, что сей усопший — человек святой жизни, и след похоронить его в освященной земле, сокрыв имя, дабы им впредь не клялись. Когда же было сделано по тому, над последним земным пристанищем неведомого святого Ильтуд воздвиг церковь, в коей алтарь и по сей день парит.

— И что ж, никто не пытался его наземь поставить?

— Отчего ж, находились безумцы. Один из местных вельмож обвязал тот алтарь поясом да силился его поколебать. Пояс сей же миг лопнул, а вельможа тот и месяца не прожил с урочного дня. Другой нечестивец снизу под алтарь вздумал подлезть да глянуть, что там.

— И что же?

— Вмиг ослеп. А вскоре тоже помер.

— Да-а… Хитрое место. Ты уж упреди меня, как рядом будем.

— Непременно упрежу, князь-надежа.

— А еще чем бриттские земли ведомы и знамениты?

— Есть там, скажем, могила разверстая, кто бы к ней ни пришел, хлипкий ли коротышка или же, наоборот, кто дородный и великорослый — все едино могила впору придется.

— А кому ж та могила предназначена?

— Сие-то как раз неведомо. А только сказывают, что ежли в ней три ночи кряду провести, то печали никогда более знать не будешь.

— Ведомое дело — могила от печали лечит! — усмехнулся Мстислав. — Да только здесь срок уж больно малый.

— А то вот еще есть диво, — как ни в чем не бывало продолжал монах. — В давние времена жил в бриттских землях король по прозванию Артур. И была у того короля советчица.

— Девица, что ли?

— Да вроде бы не девица, — с сомнением произнес Георгий Варнац, — но достоверно сие мне неведомо. Советчица же та была глава усекновенная. И хоть ниже шеи у нее ничегошеньки не было, а только Артуру она на все вопросы точнехонький ответ давала самым что ни на есть человеческим языком.

— Да, — вздохнул князь, — вот уж вещь поистине для всякого правителя незаменимая. Да где ж такую взять?

— Так, на эту разводку клиент не повелся, — с досадой в голосе констатировал Лис.

— Может, скрывает? — предположил его напарник. — Хотя если это действительно так, то следует аплодировать актерскому мастерству вашего подопечного, дорогой дядюшка.

— Я все же полагаю, что он действительно ничего не знает об искомом артефакте. Хотя ума не приложу, как все эти годы Владимиру удавалось скрывать его. Если, конечно, предположить, что мы идем по верному следу. Потому как по сей день, увы, все наши предположения суть игра воображения.

— Да уж. История с двумя неизвестными. Первое неизвестное — говорящая невесть кому невесть что голова, и второе — имеется ли оная в наличии, — усмехнулся Камдил.

— Есть, конечно, одна занятная блат-хата, именуемая личная, буквально особливая Мономашья походная молельня. Очень было бы интересно туда сунуться, — с сомнением проговорил Лис. — Но вокруг постоянно трется ограниченный контингент с неограниченными полномочиями, рыл так в пятьдесят. И каждое рыло не во всякий жбан влезет.

— Да, место занятное, — согласился Джордж Баренс. — Но если бы у меня был столь необычный, ну, скажем так, бортовой компьютер, я не стал бы хранить его в походной молельне. Ибо сие — первое место, которое привлекает к себе пристальное внимание.

— И все же сбрасывать такую возможность со счетов нельзя. В конце концов авторитет Мономаха здесь настолько велик, что у него попросту и в голове не может уложиться, что кто-то посмеет ослушаться его слова и сунуться туда, куда он не велит, — транслировал на канале закрытой связи Камдил.

— В этом ты, пожалуй, прав, мой дорогой племянник. Вариант с часовней в любом случае необходимо отработать.

— Постараюсь что-нибудь придумать.

— Только, капитан, знаю я твои придумки! За ради бога, поменьше грохота и спецэффектов! Я не хочу, шобы в родной земле мое имя вошло в былины наравне с Горынычем, Тугарином-змеем и прочими гадами ползучими. Как говорится, слишком много для Лиса, слишком мало для зеленого змия.

* * *

Ипподром ликовал. Добела обожженный солнцем песок взлетал из-под копыт разноцветных квадриг.[67]