бы в вашу пользу. Вы рождены самой прекрасной женщиной, какую мне только доводилось знать в своей жизни! А он – сын одной из самых злокозненных наших королев, толстухи Марии де Медичи, которая так страстно любила власть, что позволила убить своего супруга, а потом отдала свое королевство в руки ничтожного флорентийца. Но все меняется, если вступать в соперничество с нашим королем. Он – сын инфанты…

– Которая ничуть не лучше толстухи Медичи. Она тоже связалась с ничтожным итальянцем! Так что они друг друга стоят!

– Вот, значит, как? Но, признаюсь, я точно знаю, что король Генрих IV не был вашим дедушкой, а король Людовик XIII – вашим отцом, а во Франции, как вам, наверное, известно, отец передает корону сыну. И я, Изабель де Монморанси, обвиняю вас в том, что вы вовлекаете последнего в моем роду мужчину, моего любимого младшего брата, в измену законному королю!

– Вы сами сказали, он – мужчина, притом из достойнейших. Военачальник, которого обожают солдаты, а это редкость! Так что перестаньте корчить из себя его няньку, Изабель!

– Теперь выслушайте меня внимательно, принц! Если, по великому несчастью, мой брат будет убит в одном из ваших неправедных сражений, бойтесь за свою жизнь, потому что вас убью я! И слово мое свято! А теперь прощайте, потому что вы приняли решение, и оно для вас непреложно!

Изабель подняла бокал с вином и омочила в нем губы, но принц вырвал у нее из рук бокал и отшвырнул. Бокал со звоном разбился о мраморный угол камина.

– Ну уж нет, – яростно процедил он. – Я пришел, чтобы сделать вас моей, и все дьяволы ада не помешают мне завладеть вами!

Он схватил ее, поднял и бросился вместе с ней на кровать, не выпуская из стальных объятий, но она, отбиваясь, выскользнула ужом, подбежала к окну и прижалась к нему.

– Никогда! Слышите? Никогда я не буду принадлежать изменнику! Мазарини, который возмущал всех нас, больше нет во Франции. У нас царствует Людовик XIV, и я его верная подданная. Попробуйте только приблизиться, если посмеете!

Людовик не мог не заметить, что она грозит ему небольшим кинжалом, который, как видно, был спрятан в складках ее платья, а теперь был повернут острием к нему. Увидев жалкий кинжал, принц расхохотался, и от этого смеха кровь заледенела у Изабель в жилах.

– Если ты задумала меня испугать… За нас, моя красавица!

Он выпил вино, а Изабель впервые ощутила, как страх завладел ею.

– Не подходите! – вскрикнула она.

Но Людовик Конде уже выкручивал ей руку, и она от боли разжала ее, и кинжал выпал… Изабель поняла, что сейчас совершится насилие, и изо всех сил закричала:

– На помощь!

И чуть ли не в ту же секунду Бастий появился в окне, он шагнул в комнату, подобрал кинжал и встал на одно колено.

– Молю вас, монсеньор, избавьте меня от того, чтобы я им воспользовался. Я поклялся моему умирающему господину, что буду оберегать госпожу герцогиню до последнего моего вздоха. Она позвала на помощь… Вам придется убить меня, прежде чем вы прикоснетесь к ней.

Принц сумел опомниться, ярость его утихла.

– А я ведь тебя знаю. Ты был слугой герцога Гаспара.

– Да, я служил моему господину, и перед смертью он доверил мне свою жену и своего ребенка, которого она носила.

– Гаспар знал, что делал. Я бы дорого дал за слугу, который бы так служил мне. Но клятву не берут обратно, так ведь? Ты можешь идти. Я сейчас уйду.

Вопросительный взгляда Бастия устремился к Изабель, и она ответила ему улыбкой.

– Мне больше нечего бояться. Спасибо, Бастий.

Бастий протянул кинжал молодой женщине, поклонился и исчез так же молниеносно, как появился. Изабель и Конде остались стоять друг напротив друга.

– Вы устроили мне розыгрыш, мадам.

– Не вижу, в чем розыгрыш, я не солгала вам ни единым словом. И пришла бы к вам, раскрыв объятия, если бы вы исполнили долг истинно французского дворянина.

– Я исполнил его. Я отправил Конти с письмом… Но моим письмом пренебрегли.

– Пустые слова! Вы сочли удачной вашу уловку, но она недостойна ни вас, ни того, к кому была обращена. Вы решили служить Испании вместо того, чтобы озарить своей славой начало будущего великого царствования! Вспомните о моих словах, когда согнете спину, кланяясь старому Филиппу IV, вашему новому господину!

– У меня нет господина! Я договариваюсь как равный с равным. Вы, видно, забыли, я – Конде!

Изабель посмотрела на принца с горестным состраданием. Гордыня этого человека не имела пределов, и она знала, кто питал ее. «Равны богам». Вот был новый девиз этого воина, порабощенного сестрой, в которую словно вселился дьявол. Что она могла поделать? Ничего. Страшная усталость навалилась внезапно на Изабель, она подошла к креслу и села.

– Гордясь своим именем, вы забыли об одной мелочи – своем родстве! Забыли прибавить, что вы еще и Бурбон. Хотя оно не дает вам права на трон Людовика Святого. Уходите, монсеньор. Думаю, нам нечего больше сказать друг другу.

Он взял со стула шляпу и надел ее, желая, чтобы его жест она восприняла как вызов, он и был вызовом.

– Можете думать что угодно! Но обещаю, что вы не раз обо мне услышите!

– Я не уверена, что теперь это имеет значение.

Она напрягла всю свою волю и гордо выпрямилась, а он перекинул ногу через подоконник и исчез. Только услышав стук копыт его лошади, взявшей в галоп, который вскоре замер в полях, она дала себе волю и проплакала чуть ли не всю ночь, омывая слезами сердечную рану, сожалея, что любовь, которую она носит в себе уже долгие годы, никак не хочет умирать…

Утром следующего дня, десятого сентября, принц де Конде отправился по направлению к югу, но неведомо почему остановился в Анжервиле, потом в Бурже, словно чего-то ждал. Пятнадцатого сентября он приехал в Монтрон и воссоединился там с женой и сестрой, точнее будет сказать, с сестрой и женой, потому что своей жене он уделял мало внимания, тогда как она старалась все время выказать ему свою любовь и преданность. Пожалуй, даже слишком старалась. И напрасно! Донимая потоками страсти охладевшего супруга, добра не дождешься.

Как бы там ни было, но война, которую история назовет Фрондой Принцев, началась. Конде, не скрываясь, изменил своей родине и шестого ноября подписал постыдный договор о союзе с испанцами, обозначив в нем, сколько они пришлют войск и золота. Анна-Женевьева оставалась возле брата, пренебрегая своим супругом, который по-прежнему пребывал