Проповедуя целибат, Будда во многом выражал такой же подход, как тот, который он разделял, когда еще исповедовал индуизм. Буддисту следует избегать порочности как «ямы с тлеющими углями», но сама природа вожделения в целом и женщины в частности делают эту задачу чрезвычайно трудной[435]. Женщины, утверждал Будда, более сладострастны и слабовольны, чем мужчины, они постоянно искушают и совращают нерешительных мужчин. Несмотря на это, мужчинам следует подавлять свою похоть, женщинам – свое коварство, и при этом как тем, так и другим надо строго соблюдать целибат.

Будда допускал, что вероятность соблюдения целибата в браке достаточно невелика. В этой ситуации он призывал супругов хранить друг другу верность и, по крайней мере, стремиться к установлению периодов сексуального воздержания. Буддизм признает, что большинство людей не могут соблюдать целибат в браке; он терпимо относится к сексуально активным бракам, иногда даже к сожительству. Однако в какой-то момент с эротикой должно быть покончено, поскольку все буддисты, стремящиеся к достижению нирваны, должны перейти к образу жизни, характеризующемуся отречением от сексуальных отношений, в основе которого лежит целибат.

В его учении отражен предвзятый подход буддизма к женщинам как к помехе в соблюдении мужчинами целибата. В одном священном тексте описывается, как Мара, демон, правящий в царстве страсти, дьявольски хитро, но безуспешно боролся за то, чтобы Будда не достиг просветления. Его дочери – Разврат, Отвращение и Похоть, дополняют буддийскую картину зла в женщине, изображая ее распущенной, стремящейся к духовному разрушению через бесконтрольную соблазнительность. Таким образом, исключительно важное буддийское понятие целибата нельзя ни определить, ни понять без особого отношения к женской природе.

Случилось так, что необычное отрицание Буддой каст смягчило воздействие его отрицательного взгляда на женщин, что отчасти объясняет, почему так много представителей низших каст перешло в его освободительную новую веру. Входившие в их число женщины могли быть заядлыми соблазнительницами, но, по крайней мере, они выступали на равных с женщинами, рожденными в высших кастах. Более того, дав обет целибата, отказа от насилия и бедности, эти женщины имели возможность стать буддийскими монахинями. Обеспечивая себе духовное спасение, они могли избежать тягот и обязательств брака и материнства, в противном случае ставших бы их судьбой. Некоторые даже позволяли себе мечтать о том, чтобы получить образование и начать проповедовать. Для них буддийская брахмачарья была своего рода путем к спасению, возможностью вести образ жизни, невообразимый для большинства женщин.

Буддизм традиционно являлся религией монахов, и сангхи – религиозные общины – составляют его третью (и последнюю) драгоценность. Они представляют собой логическое следствие второй драгоценности – учения, призывающего вести воздержанный образ жизни, несовместимый с распространенным в обществе, основу которого составляет семья. Самой убедительной причиной присоединения к монастырской общине является возможность достижения состояния нирваны, однако наряду с этим не следует недооценивать искушения, связанного с возможностью избежать тягот мирской жизни, уготованной для членов нижних каст.

К женщинам это относилось в еще большей степени, чем к мужчинам. Жизнь в качестве буддийских монахинь могла их уберечь от неизбежного тяжелого и однообразного женского труда, материнства и нередко вдовства, выпадавших в то время на долю большинства других женщин. И когда буддизм распространился за пределы Индии – в Китай, Непал, Тибет и еще дальше, – женщины, занимавшие в обществе как высокое, так и низкое положение, понимали, что может предложить жизнь монахини[436]. Монастырская жизнь предоставляла определенные возможности, в частности образование, которое женщины и большинство мужчин по-другому получить не могли.

Монастырскую жизнь жестко направляла и контролировала Виная – свод правил, определяющих этические стандарты, нормы повседневного поведения и поведения в исключительных ситуациях, а также наказания за их нарушение. Новообращенные давали десять обетов, включавших пять, присущих буддистам, жившим в миру, – не убивать ни одно живое существо (что неизбежно превращало их в вегетарианцев), не брать того, что не дано, не лгать, не прелюбодействовать и не потреблять одурманивающих средств. Дополнительные пять заповедей скорее касались отдельных жизненных проявлений – запрещалось петь, танцевать или ходить на развлекательные мероприятия, не разрешалось пользоваться косметикой и другими украшениями, запрещалось пользоваться роскошными местами для сидения и кроватями, касаться золота и серебра, потреблять неподобающие продукты питания. После посвящения в духовный сан монахи должны были дать обещание соблюдать еще двести заповедей, а монахини брали на себя обязательство выполнять целых триста обетов.

Большая часть этих ста дополнительных заповедей относится к непристойному поведению монахинь. В них перечисляются самые худшие прегрешения: сексуальные отношения, потворство встречам, флирту или прикосновениям мужчин с эротическими или любовными намерениями, даже если при этом речь идет о помощи или сокрытии проступка другой монахини, перешедшей границы дозволенного. За эти и многие другие грехи наказанием служило изгнание из ордена. По сравнению с христианством наказания буддизма за сексуальные прегрешения более суровы, поскольку изгнание из религиозной общины, особенно для женщин, было равносильно социальной смерти[437].

В Китае, где буддизм соперничал с конфуцианством и в итоге достиг больших успехов, монастыри были убежищами от гражданских беспорядков и войн, нищеты, бесприютности и беспризорности сирот. Несмотря на более жесткие правила для монахинь, женские монастыри также могли предоставить убежище от нежеланных браков, безопасность при отсутствии мужчины-защитника и стать единственной возможностью для удовлетворения интеллектуальных амбиций. В обществе, где подавляющее большинство женщин были безграмотны, монахини умели читать и писать и нередко занимались такой научной работой, которая для окружающего мира была просто немыслима.

Как и христианские монахини, монахини буддийские часто бывали представительницами высших классов, и в литературе определяющее место занимают именно их биографии, а не жизнеописания их менее привилегированных сестер. В результате гораздо труднее отобразить жизнь обычных монахинь, чем их (ранее) высокопоставленных сестер, хотя мы знаем, что медитация, изучение и чтение нараспев священных текстов, а также аскетизм составляли основные занятия для всех буддийских монахов и монахинь. Некоторые сведения о высокопоставленных монахинях, почти все из которых происходили из привилегированных сословий, свидетельствуют о том, насколько свободными их делала монастырская жизнь. В качестве учителей и проповедников, например, они иногда обретали такую широкую известность, какой никогда не смогли бы получить как жены и матери.