– Я в очередной раз солгал, – вздохнул он. – Знаю, что нужно простить себя, но это постоянно возвращается. Когда-то я жаждал мести, пытался погасить бешенство агрессией. Но я ведь знаю, что возмездие тоже не решает дела. Правда, увы, и молитва не помогает. Как я могу убеждать в этом других, если сам не верю в ее действенность?

Он замолчал, после чего встал и принес пакет сахара, чтобы наполнить пустую сахарницу.

– Можно еще один вопрос? – Саша слегка колебалась. – Только не обижайтесь, пожалуйста.

– Я слушаю. Спрашивайте все, что угодно.

– Это вы написали «Девушку с севера»?

Мартин удивленно смотрел на нее, не зная, что ответить.

Саше казалось, он вот-вот признается, что наконец она нашла автора. Чтобы склонить его к признанию, она добавила:

– Это ведь очень красивая, хоть и страшная песня. В ней есть жажда мести. Сейчас, когда я уже знаю эту историю, думаю, другой возможности нет. Игла точно ее не писал.

Старонь таинственно улыбнулся и категорически запротестовал.

– Вы опять говорите неправду. – Саша не спускала с него глаз.

Он тяжело вздохнул:

– А что такое ложь? Это правда в маске, – и очень спокойно добавил: – Жаль, что Иглы уже нет. Он знал, мог помочь мне, а я не воспользовался этим. Он был здесь за две недели до смерти. Пришел на исповедь, но не ожидал, что это я сижу в исповедальне. Когда я выдал себя, он остановился на полуслове и вышел из костела. Не остался до окончания мессы, не захотел мне ничего рассказать. Свою тайну он унес в могилу, но я хоть и не намного больше, но узнал. Возможно, поэтому моя вера так ослабла. Я боюсь. Что будет, когда я совсем ее потеряю? Кем я стану? Это все, что у меня есть.

– Что он вам сказал?

– Тайна исповеди. – Он опустил глаза. – Но вы и без моей помощи дойдете до истины. Все содержится в песне.

– А это? – Саша вынула рекламную листовку SEIF с изображением Староня. – Тоже тайна исповеди?

Он даже не взглянул бумажку.

– Я не имею с этим ничего общего, – заверил он. И тут же добавил: – К тому же здесь даже нет моей фамилии.

– Есть фрагмент вашей проповеди о вдовьей лепте, – показала Саша. – Это огромная фирма. Вы хотите убедить меня в том, что ничего об этом не знаете?

Она не поверила ему, наконец он почувствовал это. Взяв листовку, молча смотрел на нее.

– Курия дала согласие на участие вас, как духовного лица, в рекламе?

Он поднял голову:

– Это какой-то обман.

– Именно. Хотя клиенты SEIF пока об этом не знают. В отношении этой фирмы ведется несколько расследований. Я советовала бы вам как можно скорее подать на них в суд. Это явное нарушение личных прав человека. В противном случае у вас могут быть серьезные неприятности, – предупредила она его.

– Я подумаю, – пробормотал он и отодвинул от себя листовку. Не собирался ничего добавлять, моментально замкнулся в себе.

Саша встала. Она подумала, что ксендза Староня и Иглу объединяет слишком многое. Казалось бы, ничего конкретного, но прошлое стереть невозможно. Он так хорошо притворяется? Или действительно кто-то воспользовался его фотографией против его воли и закона, с целью продажи страховых полисов богобоязненным полякам?

– Вы были судимы когда-нибудь? – спросила она. – Совершили какое-либо преступление?

Мартин покачал головой.

– Я стараюсь вести честную жизнь, – уверенно сказал он.

Саша была недовольна собой. Она неправильно задала вопрос. Виной всему усталость. Он не мог ответить по-другому. Ксендз встал, долил себе кофе и с упреком добавил:

– Мы хотим как лучше, а получается как всегда. Вы сами это знаете.

Ей пришлось признать его правоту. Она тоже старалась не материться, не курить, быть хорошей матерью. Получалось по-всякому. Большинство преступивших закон старались, но в итоге имели на совести чью-то голову. Говорили, что весь мир против них. Тюрьмы полны теми, кто имел самые добрые намерения. У них просто что-то не получилось.

– А может, это не вы? – продолжала Саша. – На этой фотографии?

– Я себя узнаю, если вы об этом, – отрезал он.

– Где вы были в Пасху с одиннадцати до двенадцати тридцати?

Старонь с вызовом посмотрел на нее:

– В костеле. Как раз заканчивалась месса.

Саша смотрела на него и сомневалась. Неужели он не запомнил ее? Она не верила, что это он, но должна была задать этот вопрос.

– Я знаю, что вы были в костеле до одиннадцати. Я тоже там была, вместе с сотней верующих. Но убийство Иглы было совершено через пятнадцать минут. От Святого Георгия до «Иглы» – несколько минут пешком. Меньше, если бежать. У вас есть алиби на время сразу после окончания мессы? Викарий, другие священники, с которыми вы были на завтраке? Знаю, что вы отказались от машины с другими духовниками. Вы собирались добраться до Стогов самостоятельно.

– Правильно, – подтвердил он. – Я не попал на тот завтрак, а поехал на пляж. На тот, о котором я говорил сегодня. Я езжу туда каждый год, прошу Господа о прощении и об упокоении души Моники и ее брата.

– Был ли кто-нибудь там вместе с вами?

– Вы считаете, что это я стрелял в Янека? – В его голосе слышалось удивление.

Саша поставила чашку с кофе и направилась к выходу.

– Подумайте пока над официальной версией ответа на этот вопрос, так как вы очень активно участвуете в этом деле. Как оказалось, алиби на время убийства у вас тоже нет. Все это выглядит не очень хорошо. В следующий раз полиция пригласит вас на допрос в участок.

Мартин долго смотрел на нее и молчал, после чего указал на стул.

– Кажется, я знаю, кто на этой фотографии. – Он кивнул на листовку. – Присядьте, пожалуйста. Это очень тяжело для меня, так как доносить на брата некрасиво.

– Брата? – удивилась Саша. – И вы только сейчас об этом говорите?

– Родители разделили нас после ареста отца. Войтек временно оказался у тетки в Гамбурге, меня отвезли ко второй, в Матемблев.

– Где живет брат? Адрес.

Он пожал плечами, опустил голову. Первый раз за время всего разговора.

– Мы не общаемся.

Залусская внимательно посмотрела на Мартина. Не было никаких сомнений в том, что он врет.

– Но я скажу вам кое-что, что поможет вам найти его.

Она снова села за стол. За окном уже совсем рассвело. Священник выключил лампу.

На тарелке осталась только одна жареная колбаска и четвертинка помидора. Духновский выбросил овощ в мусорное ведро. Тарелку он поставил на полу, чтобы и его кот мог подкрепиться.

– А про тебя-то я забыл, – обратился он, как бы извиняясь, к рыжему коту, который сидел на стуле напротив него и прожигал взглядом дверцу холодильника. У кота не было имени. Дух называл его просто кошаком или собственным прозвищем. – Больше ничего не будет. Топчи, Дух.