Не знаю, сколько прошло времени. Очнувшись, я ощущала, как все еще по телу волнами проходят разряды, заставляя разгоряченные мышцы сладко сокращаться.

— Что ты наделала, Медок, — простонал Гелиан. Его рука лежала на мне. На развитых мускулах в тусклом свете камина красиво поблескивала влага… а я так и вовсе взмокла вся, с ног до кончиков жутко спутанных волос. — Я же теперь не смогу сдерживаться, зная, как ты умопомрачительно сладка…

— И не надо, — шепнула в ответ. — Что в этом плохого?

— Так ведь я хочу тебя всегда, — Загробным голосом пояснил он. До меня начала доходить вся глубина трагедии. Позволив себе прочувствовать ее до конца, я хихикнула. Живот отозвался приятной болью, которая бывает от бо-о-ольшой физической нагрузки.

Мы замолчали, расслабленно валяясь на смятом покрывале и упиваясь близостью друг друга. В отдалении темнели части зверски разорванной прозрачной сорочки, которую я так тщательно выбирала сегодня в магазине. Счастье наполняло меня, как воздушный шар… на границе слышимости раздался вздох и проникнутое глубоким раскаянием бормотание:

— А ведь я опять разбил Руслану все лицо… кажется, надо будет извиниться… очень, очень искренне извиниться…

Я не выдержала и захохотала, невзирая на жуткое нытье в сведенных мышцах.

Яхта оставляла за собой дорожку взбаламученной воды, прозрачной, как бутылочное стекло. Я сидела на корме, свесив ноги вниз. Свежий ветер трепал волосы и легкое парео, обернутое вокруг бедер.

— Медок, — позвал сзади единственный голос, который одним звучанием заставлял меня вспыхивать, а мышцы живота непроизвольно сокращаться. Сейчас, когда близость с ним перестала быть лишь тщательно задавливаемой мечтой, реакция стала еще острее. Намного, намного острее.

— Мммм, — простонала я, с веселым ужасом ощущая, как планы на день снова накрываются медным тазом. Мы уже неделю не могли съездить на один из островов, где располагался самый живописный и роскошный отель в этой части мира. По одной простой причине — все сборы переходили в бурный горячий секс.

Сбоку возникла восхитительная мужская рука, при виде которой я сразу же вспомнила, какие чудеса она может вытворять с моим телом… в настоящий момент в ней был бокал с коктейлем для меня.

— Я так и не спросил — как тебе вилла? — Он устроился рядом и тоже свесил загорелые ноги вниз.

— Вилла… она… эээ… замечательная, — заливаясь краской, произнесла я. Все мысли о вилле носили совершенно определенный оттенок. — Чудесные крепкие столы, удобный пол с мягким ковром, упругая кровать, чуть прохладная для обнаженных ягодиц барная стойка и…

— Медок… — простонал Гелиан, вспомнив, очевидно, как именно мы осматривали огромный дом. — Что же ты со мной делаешь…

— …а лестница в окружении роз, еще лучше, чем ты говорил… она такая шершавая, нагретая солнцем и такая приятная для тела, — я хотела бы остановиться в описаниях, но уже не могла. Воспоминания о том, чем мы на ней занимались сегодня утром, были слишком ярки. И теперь они вновь неумолимо сносили тормоза у нас обоих. В глазах Гелиана вспыхнул дьявольский огонь. Я выгнулась и застонала под его тяжелым, грешным взглядом, пробирающим до сладких судорог. Кажется, сейчас мы будем также исследовать яхту… прощай, самоконтроль. Я твоя без остатка, мой смуглый, совершенный, беспощадный и бесконечно любящий бог… навсегда…