Отдышавшись, меркит снова пошел вперед. Тэмуджин этого и ждал: отступая и незаметно следя за его ногами, он выждал, когда из-за щита они открылись, и в тот миг, когда тот наносил третий или четвертый удар, отвел его и тут же нанес короткий режущий удар по выставленному вперед левому бедру чуть выше колена. Из разрезанной косульей штанины хлынула кровь, парень, исказив лицо от острой боли, на миг опустил оружие и щит, и в это время Тэмуджин сверху нанес ему косой удар по шее, разрубив его до ключицы. Парень упал сначала на колени и, обливаясь кровью, рухнул перед ним вниз лицом.

Тэмуджин, уже не глядя на него, обернулся к толпе подростков, победно и зло оглядел их.

– Ну, кто еще хочет сразиться со мной? – изменившийся голос его звучал холодным медным звоном и чувствовалось, что он готов биться с ними еще и еще, до тех пор, пока не перебьет всех.

Толпа молчала. Пытливо оглядев опущенные головы подростков, Тэмуджин полой рубахи насухо вытер лезвие сабли, убрал его в ножны, быстро одел поднесенные Хасаром доспехи и сел на коня.

Разбирая поводья, он чувствовал на себе почтительные взгляды своих сотников и воинов, столпившихся, чтобы посмотреть на его поединок.

«Пусть и они видят, – удовлетворенно подумал он, – что я не только приказы отдавать умею…»

* * *

В это время у Тогорила шел совет. Джамуха, Мэнлиг и полтора десятка тысячников из трех улусов, находившиеся со своими отрядами поблизости, собрались у хана.

Несколько тысячников по очереди доложили о положении. К утру стало известно, что приказ Тохто-Беки уходить в леса вовремя дошел лишь до ближних куреней и поэтому лишь немногие отряды присоединились к нему. Остальные, едва успели сесть на коней, были настигнуты, смяты сокрушительным ударом и разбиты. Многие отдаленные курени не успели даже узнать о нападении и были взяты врасплох. При куренях оказалось немало рабов, многие из которых – монголы и кереиты – были угнаны меркитами в набегах и войнах прежних лет. Были среди них люди и из иных племен: татары, найманы, ойраты, были даже из дальних онгутов. Всего таких набралось до четырехсот человек. Обрадованные внезапному избавлению от рабства, все они запросились в кереитские и монгольские войска.

Пришли вести и с западного берега Селенги, от Джаха-Гамбу – там дела шли так же неплохо: захвачены все ближние к реке курени, многие меркиты разбежались по лесам.

Большой удачей был захват в плен Хаатая-Дармалы, одного из трех нойонов, напавших на стойбище Тэмуджина. Оказалось, что в это время он с небольшим числом нукеров объезжал свои табуны на востоке и случайно оказался на пути одного из джадаранских тысяч. Увидев, что это не простой меркит, воины его догнали, заарканили и живьем привезли в главный курень. Связанный, он сидел под стражей в тени одной из своих юрт, занятой нукерами Джамухи.

О Тохто-Беки докладывал Мэнлиг.

– С рассветом наши воины нашли следы большого отряда, бежавшего отсюда, из главного куреня, – с неторопливым достоинством, с видом бывалого вождя, рассказывал он. – А еще захватили меркитский дозор, оставленный ими в степи, допросили пленных, а те подтвердили, что Тохто-Беки и Дайр-Усун ушли с этим войском. Следы ведут на северо-запад, к Селенге. Пленные говорят, что отряд их насчитывает всего полторы тысячи всадников. Но по пути к ним могут присоединиться войска ближних куреней, которые успели уйти. Поэтому мы послали за ними десять тысяч – из киятских и джадаранских войск…

– Сколько всего воинов может быть у Тохто? – спросил Тогорил.

– Пленные говорят, что если присоединились другие, то тысяч шесть или семь, – Мэнлиг переглянулся с киятскими тысячниками. – Мы посчитали, что так и выходит: остальные курени нами разгромлены, а в ближних – юрт примерно на столько же человек.

– Вы послали в погоню один тумэн, – прищурившись на холодный пепел очага, вслух обдумывал хан. – Этого мало. Пошлите вдобавок еще несколько тысяч. Неизвестно, какие ловушки они могут приготовить в своих лесах. Постарайтесь догнать и перебить всех, а этих двоих, Тохто с Дайр-Усуном неплохо бы поймать живьем, мой сын Тэмуджин хочет с ними поговорить. А что в других местах?

– В четырех куренях меркиты попытались оказать нам сопротивление, – рассказывал Мэнлиг, – собирались толпами и бросались на наших, но были разбиты. Все они убиты.

– Много их было?

– Всего тысяч до трех.

– У наших большие потери?

– Потери, в основном, в тумэнах Тэмуджина и Джамухи. У них погибло сотни по две воинов, а в вашем почти нет.

– Теперь собирайте у каждого куреня пленных, – распоряжался Тогорил, – мужчин отдельно, стариков, женщин и детей отдельно, а мы потом подъедем, посмотрим. И смотрите, чтобы они скот не припрятали, сгоняйте все их стада в удобные места и охраняйте… Есть что еще сказать? – спросил он, оглядывая тысячников.

– Нет, – переглянувшись, ответили те.

– Тогда совет окончен, завтрашним утром снова соберемся здесь, а сейчас поезжайте и исполняйте, – приказал Тогорил.

Дождавшись, когда все вышли, Тогорил посмотрел на Джамуху.

– Ну, что наш Тэмуджин?

– Говорят, с пленными расправляется, допрашивает, нескольких уже топором зарубил.

– Сам?

– Да, говорят, кто перед ним заартачится, того и рубит без лишних слов…

– Понимаю его, изболелся и ожесточился у него дух. Ну, пусть отведет сердце, не будем ему мешать. А ты сейчас поезжай к нему, побудь с ним. В тяжкую пору, когда скорбит сердце, анда должен быть рядом. Потому поддержи его, да присматривай, чтобы он не перекипел душой, так ведь и взбеситься можно. А я буду следить за всем, направлять войска. Ну, иди.

– Хорошо, мой старший брат, – Джамуха с готовностью встал, низко поклонился и вышел из юрты.

Прищурившись, привыкая к яркому свету поднимающегося солнца, у внешнего очага он увидел шестерых кереитских тысячников. Увидев его, они резво поднялись и поспешили в ханскую юрту.

* * *

Тэмуджин приказал выйти вперед тем семьям, мужчины из которых ходили в набег вместе с Тохто-Беки и напали на его стойбище. Поначалу пленные стояли неподвижно, выжидая.

– Выходите, не то прикажу убивать вас по очереди до тех пор, пока не выйдут все, – сдерживая раздражение, сказал Тэмуджин.

Первой зашумела толпа женщин, загомонила, перекрикиваясь между собой, и скоро стало видно, что пленные разделились на две части. Семьи нойонских нукеров, ходивших в набег, подверглись нападкам со стороны остальных.

– Выходите, не то сами укажем на вас! – кричали им со всех сторон.

– Или всем нам погибнуть из-за вас?

– Имейте сердце!..

Скоро потянулись вперед некоторые пленные. С обреченными, потупленными лицами выходили женщины, держа на руках и ведя за собой малых детей. К ним присоединялись многие из других толп – стариков, подростков, девушек.