Основная масса сельского населения в то время состояла из арендаторов-цензитариев, которые были не полными собственниками, а только бессрочными пользователями земли. На западе Европы они завоевали себе свободу, и ее больше никто не осмеливался ставить под сомнение. В Англии количество несвободных крестьян едва достигало 1 процента всего крестьянства. Во Франции священным правилом было, что каждый француз родился свободным. В Нидерландах эшевены (члены городской управы. – Пер.) Ипра гордо заявили, что они «никогда не слышали, чтобы при них говорили о людях крепостного состояния или о крепостных по праву мертвой руки». Снова оживился и стал распространенным натуральный обмен; так произошло, например, во Франции после Столетней войны и во всех местностях, где на селе преобладала старинная очень трудоемкая система неспециализированного смешанного хозяйства. Свободные цензитарии или копигольдеры к концу Средних веков обрабатывали в некоторых частях Франции пять шестых земли, а в Англии треть. Чаще всего им удавалось добиться выгодных для себя условий договора, и потому он обеспечивал этим людям, помимо различных гражданских свобод, большинство прав истинного собственника, например право отчуждения земли и право передачи ее по наследству, а также ограничивал объем трудовых повинностей и размер выплат.

Но даже на Западе в обществе и экономике шли эволюционные процессы, неблагоприятные для этих крестьян. С одной стороны, землевладельцы, духовенство, феодалы и горожане, пользуясь смутными временами в жизни общества, пытались увеличить обязанности своих арендаторов или взять назад гарантии и привилегии, которые были предоставлены арендаторам раньше, – иногда владельцы земли даже угрожали крестьянам, что вернут их в состояние вилланов или крепостных. С другой стороны, владельцы земли лишали вилланов той стабильности, которой всегда отличалась их жизнь. Дело в том, что все новые приемы ведения сельского хозяйства – пастбищное скотоводство вместо смешанного хозяйства, испольщина, или ведение хозяйства на арендованной на короткий срок земле, или ведение хозяйства в поместье самим владельцем вместо прежней аренды земли крестьянами (accensements) – делали присутствие долгосрочных арендаторов-цензитариев в поместье менее необходимым. Скоро такие арендаторы стали просто вредны для всех крупных землевладельцев, поскольку те желали увеличить свои доходы и понизить стоимость труда. Поэтому были сделаны попытки изгнать их с наделов. Любая возможность – временные трудности крестьян, их неспособность исполнять условия договора, обнищание или уход с надела – использовались владельцем земли для того, чтобы забрать надел обратно в свои руки. На всем Западе, особенно в Англии, значительное число цензитариев и арендаторов копигольда были таким способом лишены земли, которую обрабатывали, и пополнили ряды сельскохозяйственных наемных рабочих или пролетариата.

В Западной Европе, где такое движение назад уже было невозможно из-за более высокого уровня нравов и цивилизации, из крестьян-цензитариев образовались новые слои общества: кто-то из них стал возделывать землю сам или на партнерских условиях вместе с другими крестьянами, а кто-то пытался заработать себе на жизнь продажей своего труда.

Обработка земли как коммерческое предприятие – по-французски это называлось fermage, по-английски tenant-farming – стала спекулятивной операцией, и этим делом активно занялись богатые буржуа, которые заключали договор на обработку земель церкви и аристократии или становились администраторами fermes générales – так по-французски назывались обширные поместья, принадлежавшие частным лицам или корпорациям. Вскоре самая предприимчивая часть сельского третьего сословия почувствовала, что эта система хозяйствования ей нравится, и наряду с этими крупными фермерами по договору стало появляться все больше мелких договорных фермеров, которые обрабатывали меньшие по площади поместья. В Италии, Нидерландах, немецком Рейнланде, Англии и Франции, где эта практика стала повсеместной в провинциях Парижского бассейна, в Шампани, Пикардии и районе Орлеана, а также на востоке страны новый вид земельной аренды сделал большой шаг вперед и применялся в двух формах – земледельческая аренда и аренда скота (второй вид аренды назывался во Франции bail à cheptel, а в Италии socida). Договор аренды второго типа заключался на один год или, иногда, на сроки от трех до пяти лет. Договор аренды первого типа иногда был пожизненным, в некоторых случаях его заключали с одним или несколькими поколениями семьи арендатора, но возникла тенденция к заключению таких договоров на меньшие сроки – 70 лет в Англии, от 30 до 50 во Франции и от 6 до 29 в Италии. В одних случаях размер арендной платы, которую вносил фермер, был фиксированным, в других этот размер изменялся в зависимости от производительности фермы, а сумма была больше или меньше в зависимости от условий соглашения. В Провансе плата по таким договорам составляла всего четвертую или даже восьмую часть дохода с земли, а во многих других областях Франции равнялась 3,13 или 2,33 процента дохода. В Англии же, где с XV в. фермеры были в первую очередь крупными скотоводами, эта цифра непрерывно увеличивалась, что обогащало и землевладельцев, и арендаторов.

Кооперативное фермерство (mezzadria, colonat partiaire, métayage) в некоторых областях распространилось еще шире, чем земельная аренда нового типа, особенно в Италии, на юге и западе Франции, в Восточной Испании и Рейнланде. Коллективный метод был доступнее для крестьян, не имевших капитала, а иногда давал им заметные преимущества, если спрос на рабочие руки превышал их предложение и было нужно распахать невозделанные или плохо возделанные земли. В Провансе и Италии были испольщики (подобные французским métayers), которые должны были платить за аренду только пятую, четвертую или десятую часть продукции своего хозяйства или же вносить арендную плату, сумма которой изменялась от года к году в зависимости от урожая. Но чаще арендаторы должны были платить владельцу земли ровно половину доходов с нее, так что экономическая зависимость от землевладельца у испольщика была гораздо сильнее, чем у обычного арендатора земли нового типа, по-французски fermier. В Тоскане испольщикам было запрещено покидать арендованную землю и переселяться в города, не расплатившись вначале с долгами, и дисциплинарная власть владельца земли над ними мало отличалась от той, которую раньше имели землевладельцы-феодалы над свободными вилланами. Правда, исполыцик-metayer отдавал свою свободу в чужие руки лишь на короткий срок – один год или, в некоторых случаях, на более долгий, например в Провансе на десять лет. Но с другой стороны, он не имел ни стабильного существования прежнего цензитария, ни привилегированного положения независимого фермера.

Различные виды сельскохозяйственного наемного труда к концу Средних веков распространились еще шире, чем аренда земли под обработку и испольщина-metarytfge. Ряды свободных поденных рабочих, которые появились в предыдущем периоде, пополнились за счет изгнанных с прежних мест цензитариев и крестьян, у которых не было других средств к существованию, кроме продажи своего труда, а также других земледельцев, таких как немецкие kossaten и английские cotters, чьи крошечные наделы (иногда размером всего 3 или 4 акра) были слишком малы, чтобы их прокормить. Нанимаясь поденно, по неделям или для выполнения определенной работы, эти рабочие – brassiers, varlets, пахари, работники в земледельческих хозяйствах (так их называли в различных странах) – часто запрашивали за свои услуги высокую цену, когда рабочих рук становилось мало после какой-нибудь большой эпидемии – например, после Черной смерти. Но, хотя они были свободными, они все же подчинялись суровым правилам. В Италии, Франции, Испании и Англии существовали драконовские законы, такие как уставы итальянских городов, французский ордонанс 1350 г. и знаменитые английские Статуты о пахарях (1350–1417), которые предусматривали наказание в виде больших штрафов и даже заключения в тюрьму для всех, кто отказывался работать, разрешали приводить их насильно, а иногда даже надевать на них цепи, если они уходили с места работы, запрещали им переезжать на другое место жительства или обучать сыновей ремеслу, а также фиксировали размер их заработной платы. Теоретически наемные рабочие были свободными людьми, но это не помешало государственной власти связать их по рукам и ногам железными законами, которые она считала себя вправе навязать им, и из когтей этого законодательства им удавалось вырваться, лишь когда срочная потребность в рабочей силе заставляла работодателей капитулировать.