Трое кактов стояли кружком около него, то сверля его взглядом, то отводя глаза. Они спрашивали себя, имеет ли шансы на успех их возможная атака. Вдруг Беллис отодвинули в сторону — Хедригалл и несколько других армадских кактов и струподелов вышли наружу, но не стали приближаться к Доулу и трем его противникам.

— Вы не сможете нас остановить, капитан, — продолжал Доул. — Ведь вы же не хотите вызвать войну с Армадой. И потом, мы оба прекрасно знаем, что наказать вы хотите не мою команду и даже не моего шефа, а меня лично. А это… — тихо закончил он, — невозможно.

И в этот момент Беллис услышала звук — высокий, дребезжащий, свидетельствующий о приближении самки-анофелеса. Беллис, как и другие, издала испуганный вздох. Сенгка и его люди нервно поглядели вверх, словно не хотели быть замеченными.

Утер Доул не спускал глаз с лица капитана. Стремительная тень прорезала небо, и Беллис закрыла рот. Скандирование «Доул! Доул!» сошло на нет, но при этом словно продолжалось в подсознании. Никто не предупредил Доула, что ему грозит опасность. Все знали, что если слышат они, то уж он-то слышит наверняка.

Комариные крылья звенели все ближе, и Доул внезапно подступил вплотную к капитану, встав к нему почти что лицом к лицу.

— Мы понимаем друг друга, капитан? — спросил он.

Сенгка в ответ взревел, попытавшись обхватить Доула и сокрушить его в колючих медвежьих объятиях. Но руки Доула мелькнули перед лицом Сенгки, а потом заблокировали его движения, и Доул тут же оказался в нескольких футах от противника, а какт согнулся пополам, сыпля проклятиями; из его разбитого носа текла живица. Матросы Сенгки смотрели на эту сцену с какой-то испуганной нерешительностью.

Доул повернулся к ним спиной и поднял меч навстречу первой приближающейся к нему самке-анофелесу. У Беллис перехватило дыхание. Вдруг самку стало видно — ее тощее тело мелькало в гудящем воздухе. Изо рта высунулось жало. Она описала неровный круг над землей, очень быстро — руки раскинуты, изо рта течет слюна.

Несколько долгих мгновений она была единственной, кто двигался.

Утер Доул неподвижно ждал ее, держа меч вертикально, справа от себя. А потом внезапно, когда комариха приблизилась настолько, что Беллис едва ли не ощущала ее запах, а жадный хоботок почти прикоснулся к плоти Доула, рука его внезапно дернулась в другую сторону. Меч, казалось, не шелохнулся, но, сохранив вертикальное положение, оказался с другой стороны Доула, а голова и левая рука самки-анофелеса покатились, оставляя кровавый след, по земле. Тело грохнулось на землю за спиной у Доула. Густая кровь неторопливо струилась по клинку, стекала по трупу, ползла по земле.

Доул снова начал двигаться — он повернулся, подпрыгнул, словно пытаясь дотянуться руками до висящего высоко фрукта, и насадил на меч, как на вертел, еще одну самку (которую Беллис не заметила), пролетавшую над его головой. Потом он словно выдернул ее из воздуха на конце клинка и швырнул на землю — та завизжала, роняя слюну и по-прежнему пытаясь дотянуться до Доула.

Он быстро разделался с ней, к ужасу и облегчению Беллис.

Теперь на небе все было спокойно, и Доул, отирая меч, снова повернулся к Сенгке.

— Больше вы не услышите ни обо мне, ни о ком из нас, капитан Сенгка, — заверил он какта, который теперь смотрел на него скорее со страхом, чем с ненавистью; взгляд его был прикован к телам комарих, каждая из которых была сильнее человека. — Теперь ступайте. На этом мы можем закончить.

Потом опять раздался жуткий звук летящей комарихи, и Беллис чуть не вскрикнула при мысли о новом кровопролитии. Гудение приближалось, глаза Сенгки раскрылись еще шире. Он постоял еще мгновение, быстро оглянулся, ища взглядом хищную комариху. Какая-то часть его все еще надеялась, что удастся убить Доула, но в то же время Сенгка знал, что не удастся.

Доул не шелохнулся, несмотря на приближение звука.

— Солнцесрань! — выкрикнул Сенгка, отвернулся, признавая свое поражение, и руками дал знак своим людям следовать за ним.

Все трое быстро зашагали прочь. Беллис знала: они хотят уйти, прежде чем нападет и будет убита еще одна комариха. Но не потому, что им было жалко этих тварей, просто боевое искусство Доула приводило их в ужас.

Утер Доул дождался, когда трое кактов исчезнут из виду, и только после этого повернулся, вложил меч в ножны и пошел назад.

К этому времени звук крыльев был совсем близко, но, к счастью, комарихи припозднились и не успели напасть на него. Беллис услышала, как смолкает гудение — самки-анофелесы рассаживались кто где.

Доул вернулся в помещение, и все снова принялись скандировать его имя; выкрики длились и длились, гордые и нескончаемые, как боевой клич. На сей раз он с признательностью принял восторг армадцев, поклонился и, раскрыв ладони, поднял руки на высоту плеч. Он стоял неподвижно, опустив глаза, словно плыл на этом восхвалении.

И снова наступила ночь, и Беллис была в своей комнате, на пыльной подстилке, с пакетом Сайласа в руке.

Флорин Сак не спал: слишком взвинтили впечатления дня, бой, устроенный Доулом. Его не переставало удивлять то, что ему теперь было известно, то, что он узнал от Коуаха Аума. Это были только малые фрагменты пространной теории, но его новые знания, масштаб того, что от него ожидали, — все это кружило ему голову. Кружило слишком сильно, отчего он не мог уснуть.

И потом, он ждал чего-то.

Это произошло между часом и двумя ночи. Занавеска в женскую комнату откинулась, и появилась Беллис Хладовин, которая осторожно пошла к двери.

Рот Флорина скривился в неприязненной улыбке. Он понятия не имел, что ей было нужно предыдущей ночью, но он не сомневался — вовсе не малая нужда подняла ее с постели. Он то ли улыбнулся, то ли сморщился, вспомнив о своей маленькой жестокости, вынудившей ее на это представление. Потом он почувствовал себя виноватым, хотя мысль об этой чопорной, недоступной мисс Хладовин, которая в угоду ему выдавливает из себя несколько капель, весь следующий день вызывала у него ухмылку.

Он тогда понял, что ее задача, какой бы она ни была, осталась невыполненной и женщина вернется.

Флорин наблюдал за ней. Беллис не знала, что он не спит. Он видел, как она стоит у двери в ночной рубашке и выглядывает в окно. В руке она что-то держала — тот самый кожаный сверток, от которого она так старалась отвлечь его внимание предыдущей ночью.

Флорина обуяло любопытство, к которому примешивалась и капелька жестокости — на Беллис он вымещал свои обиды за то, что ему пришлось пережить на «Терпсихории». Пойдя на поводу у этих чувств, он не стал сообщать о ее действиях Любовнице или Доулу.

Беллис посмотрела в окно, потом наклонилась и молча порылась в своем пакете, потом выпрямилась и посмотрела в окно, потом снова нагнулась, и опять, и опять. Ее рука нерешительно витала вблизи щеколды.

Флорин Сак встал и неслышно подошел к ней — она была слишком охвачена своими колебаниями и не заметила его. Он встал в нескольких футах за ее спиной. Он наблюдал за ней, раздражаясь и удивляясь ее неуверенности. Наконец он заговорил.