Она не договорила. В глазах Лилианы набухли слезы.

– Пожалуйста, только не надо меня ненавидеть.

– Я тебя вовсе не ненавижу, – через силу проговорила Фрэнсис. – Но…

– Ты же не сожалеешь, что мы это сделали?

– Очень даже сожалею! Я безумно сожалею, что ты его ударила, Лилиана! Но какой толк в моих сожалениях? Мы это сделали, и точка. Мы это сделали, и уже ничего не поправить. И… – Она увидела полосатый фартук, валявшийся на полу. Подняла его, скомкала и бросила в огонь. – Если бы только у нас было больше времени! Мы ведь наверняка оставили какие-нибудь улики! Но еще раз все тщательно осмотреть не удастся. Мать услышит, как мы ходим взад-вперед, и начнет задаваться лишними вопросами. Ладно, давай ложиться, а там…

На лице Лилианы отразился ужас.

– Ты ведь не оставишь меня спать одну, правда?

Фрэнсис тяжело вздохнула:

– Так надо, Лили. Сегодня все должно быть как всегда. Нам нельзя рисковать. Нельзя делать ничего такого, что может показаться подозрительным. Полицейские, когда они явятся, станут расспрашивать… – В ней поднялась очередная волна паники. – Ох, мы же совсем не подготовились к разговору с полицией! В наших показаниях не должно быть разногласий. Возможно, завтра у нас уже не будет времени все обсудить.

– В таком случае позволь мне переночевать в твоей постели! Там все и обговорим. Пожалуйста, не оставляй меня одну сегодня. Пожалуйста, Фрэнсис.

Пожалуйста, Фрэнсис. Пожалуйста, Фрэнсис. Эти слова она слышала на протяжении всего вечера. Но из глаз Лилианы опять хлынули слезы, и Фрэнсис ничего не оставалось, как подойти и обнять ее.

Крепко прижавшись друг к другу, обе немного успокоились.

– Ладно, – прошептала Фрэнсис, помогая Лилиане встать с дивана. – Ладно. Переоденься ко сну. Сможешь сама? Смотри не простынь.

Лилиана нетвердой поступью ушла в спальню, а Фрэнсис еще раз пригляделась к замытым пятнам на ковре и обошла гостиную, проверяя, не упустила ли она чего, не осталось ли здесь каких-нибудь улик, свидетельствующих, что Леонард заходил сюда сегодня. Но нашла лишь еще несколько булавок.

На лестничной площадке они громко – чтобы слышала мать – пожелали друг другу доброй ночи, и Лилиана закрыла за собой дверь своей спальни. А минутой позже она на цыпочках прошла через лестничную площадку и забралась в постель к Фрэнсис. Гасить свечу они не стали, и в ее тусклом свете лицо Лилианы казалось пепельно-серым. Она лежала под одеялом, стуча зубами и вздрагивая от холода, обеими руками держась за все еще ноющий живот. Фрэнсис прильнула к ней всем телом, попыталась согреть.

Как только Лилиана перестала дрожать, они лихорадочным шепотом обсудили возможные события последующих дней и договорились, чтó именно каждая из них будет рассказывать о том, как провела вечер. Но скоро у Лилианы, вконец уже изнуренной, начало путаться в голове, и она не на шутку испугалась; а потому Фрэнсис поцеловала ее и оставила в покое. Лилиана застыла на кровати в тяжелой неподвижности, холодная как мрамор, подобная опрокинутой статуе, и лишь дважды пошевелилась, прежде чем погрузиться в глубокий сон. В первый раз – когда сжала руку Фрэнсис, посмотрела ей в глаза и жалко пролепетала: «А ведь раньше мы так мечтали провести ночь вместе». Видимо, она с тоской вспоминала дни страстной любви, которые, казалось, остались где-то в другой жизни. Во второй же раз Лилиана, вздрогнув, приподняла голову и тревожно уставилась на зашторенное окно:

– Что это было сейчас?

– Ничего не было, все тихо, – сказала Фрэнсис.

– Ты уверена? Мне почудилось, будто… – Она перевела взгляд на Фрэнсис. – А вдруг мы ошиблись? Что, если он очнется? Что, если?…

– Он не очнется. Уже ничего не поделать. Слишком поздно. Не думай о нем.

Но Фрэнсис и сама думала о Леонарде. Вспоминала тяжесть его тела в своих руках, тяжесть замотанной мягкой головы на своем плече. Она снова и снова возвращалась мыслями к тому моменту в гостиной, когда увидела перед собой два темных пути. Что заставило ее предпочесть один из них другому? Фрэнсис хорошо помнила дикое напряжение чувств, владевших ею тогда, но какие именно то были чувства, вспомнить не могла, хоть убей. Сейчас же она испытывала лишь одно чувство – всепоглощающий страх. Она безумно боялась, что сделала что-то не так, а что-то и вовсе забыла сделать. Измятая и перекрученная одежда Леонарда, к примеру: следовало тщательнее расправить все складки на ней. И потом, положение его рук и ног. Об этом она совсем не подумала – но ведь наверняка, если человек упал, поскользнувшись или споткнувшись, он лежит в одной позе, а если его мертвого уронили на землю – совсем в другой?

Больше всего, однако, Фрэнсис думала о ране, к которой была прижата подушка. Не может быть, чтобы там не остались какие-то ниточки или волокна желтой ткани. Пойти проверить? После недолгих колебаний она уже начала осторожно высвобождаться из каменных объятий Лилианы, собираясь тихонько спуститься вниз и прокрасться с фонарем через сад.

Но тут вдруг услышала какие-то звуки за окном – шорох или шелест – и через несколько мгновений удушливого ужаса осознала, что это всего лишь шум дождя. Дождь, поначалу слабый, постепенно усиливался, и вскоре Фрэнсис будто воочию увидела, как он льет и льет, смывая все улики, на одежду Леонарда, на тело Леонарда, на его размозженную голову, на его мягкие-мягкие губы. Она лежала, прислушиваясь к барабанной дроби капель, с чувством глубокого облегчения и равно глубокого стыда.

Дождь лил всю ночь. Свеча оплыла и погасла, огонь в камине потух; комната погрузилась в темноту, потом темнота постепенно рассеялась до серого сумрака, а потоки воды все низвергались с небес, и под конец Фрэнсис стало чудиться, что она слышит стук каждой отдельной капли. Она не спала ни минуты, даже глаз не сомкнула. Около шести она ухитрилась выбраться из Лилианиных объятий, выскользнула из постели, тихонько приблизилась к окну и раздвинула занавески. Сквозь пелену ливня смутно различались очертания крыш и дымовых труб, но дальнюю стену сада было не разглядеть – только скопление черных теней.

Все тело у нее ломило. Комната выстудилась, и холод пробирал до костей. Фрэнсис на цыпочках подошла к камину, чиркнула спичкой и разожгла новый огонь в золе от старого. Как только язычки пламени начали потрескивать среди угольков, она услышала шепот: «Фрэнсис». Лилиана проснулась и смотрела на нее. Фрэнсис вернулась в постель, и они крепко обнялись.

– В первую минуту я подумала, что это был сон, – прошептала Лилиана. – Я подумала, что это был сон, а потом все вспомнила. – По ее телу пробежала судорога, похожая на судорогу любовной страсти.

Но она не плакала. У нее уже не осталось слез. В них обеих произошла перемена: они были неестественно спокойны, находились в каком-то оцепенении. Наконец Фрэнсис взглянула на часы:

– Тебе надо вернуться в свою комнату. Уже светает, и Леонарда вот-вот обнаружат – работяга какой-нибудь или еще кто. И тогда кто-нибудь сюда заявится.