– Ищите ваш амулет, мадам! У вас один час времени. Найдете или не найдете – мои люди отвезут вас обратно в пост. И, уж извините, в тайгу они пойдут с вами! Я не хочу перед его высокопревосходительством потом глазами моргать!

Нашла Сонька свой узелок! И коляски разъехались в разные стороны…

Вернувшись в пост, охранники Ландсберга сдали Соньку вертухаю, осуществляющему надзор. Тому очень хотелось в узелок заглянуть – но, не имея на то полномочий, он нехотя отпустил аферистку домой, к Шурке-Гренадерше.

– Господин начальник, я очень устала с дороги. Нельзя ли мне сегодня вечером не приходить на проверку?

Вертухай смахнул в ящик стола Сонькин полтинник, сделал в журнале отметку и благодушно кивнул.

По дороге Сонька заскочила к базарному надзирателю, с достоинством пояснила, что ей надобно забрать бельевой сундучок, заказанный Найденышу. Сундучок-де готов, помечен ее именем, да не успела она его забрать. Просьба была подкреплена купюрой. Надзиратель сорвал пломбу, коей был опечатана мастерская Найденыша, и позволил забрать поделку. Вспомнив кое-что, Сонька обошла две-три базарные лавки и сделала несколько необходимых ей покупок, наняла за гривенник мальчишку, чтобы донес.

Дома швырнула Гренадерше деньги – долг с набежавшими процентами. Процедила:

– Подавись, шкура! Да за продуктами бегом! Записочку отнесешь Пазухину…

– Фарт Соньке пошел! – бормоча себе что-то под нос, Шурка подхватила продуктовую корзинку и отправилась исполнять поручение.

Дождавшись ее ухода, Сонька завернула в тряпицу потребный инструмент и пошла во двор.

Сараюшка, в который Шурка ныряла всякий раз, как к Соньке приходили гости, был заперт на большой висячий замок. Сонька обошла хилое строение кругом, нашла подходящее место и железной фомкой вырвала несколько досок из стенки. Оглянувшись, убедилась, что с этой стороны соседских окон нет. Отодвинула доски и нырнула в сарай, зажгла купленный керосиновый фонарь с заслонкой.

Массивное творило[92] из толстых досок на полу сараюшки тоже было заперто на замок. Тут Сонька церемониться не стала: подсунула плоский конец фомки под пробой замка и рванула. Ржавые гвозди со скрипом вылезли из досок.

С трудом подняв крышку погреба, Сонька спустилась вниз по короткой лестнице, огляделась по сторонам. Обычный погреб с несколькими полками, на которых было составлено Шуркино богатство – чугунки, сковородки, пара банок из-под американского керосина, какая-то битая и ржавая дрянь… На полу – несколько бочек, пустых и с остатками прошлогодней солонины.

Что же Шурка здесь делает по два часа, а то и дольше?

Сонька вылезла из погреба, потом из сарая. Вернувшись в дом, завела в своей комнате купленный сегодня на рынке граммофон, поставила первую попавшуюся пластинку и бегом вернулась в сарай. Прислушалась: звуков музыки не слыхать… В отчаянии принялась обстукивать концом фомки дощатые, слегка подгнившие стенки погреба – и только тут обратила внимание на пару совсем новых, не тронутых гнилью и мокрецом плах. Плахи были загорожены бочками.

Едва отодвинув вторую, поняла: вот то, что она искала! За плахами был длинный и узкий ход с дощатыми стенками и потолком из кусков отруба[93]. Откуда-то из темноты доносились слабые звуки граммофона. Сонька шагнула в ход, под ногами зачавкала рыжая глина. Ага, вот для чего в подвале за бочкой припрятаны огромные калоши!

Шлепая калошами и подсвечивая фонарем, Сонька двинулась на звуки музыки. И тут же вскрикнула, уронила фонарь и прочие причиндалы, закрыла лицо руками: откуда-то сбоку ей на плечи спрыгнула огромная крыса. Испуг сменила злость: подобрав фомку, Сонька погналась за крысой, барахтавшейся в жидкой глине. Настигла, ударила несколько раз, наступила на раненую тварь, и та, наконец, затихла.

Наконец, проход кончился широким тупиком, где потолком была изнаночная сторона половиц ее половины избы. Пластинка кончилась, но Сонька ясно слышала щелчки иглы, крутившейся по последней дорожке.

Все встало на свои места: болезненно-любопытная Шурка-Гренадерша была в курсе всех тайных переговоров Соньки и ее корешков! Всех заговоров и планов… Полбеды, если это просто любопытство – а если она подкуплена тюремным начальством и стучит ему вовсю на свою жиличку?

Сонька скрипнула зубами: смотри-ка, соломой пол засыпала и чурку не поленилась притащить, тряпкой застелить – чтобы зад не отсидеть, чужие секреты слушая. На второй чурке – огарки свечей, топор и даже карандаш… К стенке прислонены вилы. Ну, Шурка, погоди…

Помучившись, Сонька взвела, как ей показывали в лавке, мощную пружину волчьего капкана. Сделав в соломе ямку, замаскировала страшную ловушку и стала выбираться наружу. Цепь от капкана закреплять не стала – и так сойдет! Подумала: может, лучше нанять мужиков, чтобы выкопали яму-ловушку? Чтобы эту тварь крысы сожрали! Вздохнув, отказалась от этой идеи: и долго, да и ни к чему.

Сонька выбралась из подвала, закрепила вырванный пробой от замка, приколотила оторванные доски.

Вскоре вернулась Гренадерша. Сонька держалась с ней сухо и холодно. Велела поставить несколько чугунков на печь:

– Вымыться хочу!

– Чичас, Софья Ивановна! – засуетилась Шурка. – Это мы мигом! Травки заварю, чтобы дух от тебя легкий был.

– Завари, завари!

Пока вода грелась, Сонька внимательно просмотрела тетрадку Найденыша. Вырвала оттуда два листа, тетрадку отнесла в уборную, засунула под стреху неказистой будочки.

⁂

Первыми, едва стемнело, пришли Пазухин и Черношей. Сонька встретила их на крыльце:

– А где остальные?

– Червонец в «сушилку»[94] попал: шмон был внезапный, револьвер у него нашли. Так что не придет. Марин и Кинжалов должны подтянуться. А чё за праздник-то? – Пазухин потянул носом, уловив ароматы немудрящей Шуркиной стряпни.

Сонька притянула его за шею, шепнула в ухо:

– На дело сегодня идем…

– Ага… Ну, пошли в дом, поговорим. Да и жрать охота!

– Успеем, – шепнула Сонька. – Давай остальных здесь подождем!

Через четверть часа подошли Марин и Кинжалов.

– Ну, теперь все в сборе – пошли! – позвала Сонька.

Шурка-Гренадерша накрывала на стол. Накрыв, кинулась прочь:

– Ну, вы тут секретничайте, а я к соседке сбегаю, чтобы не мешать.

Сонька проводила ее тяжелым взглядом, ничего не сказала. Водку со стола сразу убрала, непререкаемо сказала: