говорили, женой. Жена у него красива, можно было бы её приласкать, если бы не одно обстоятельство. За дверью никогда ничего не происходило, даже не разговаривал никто. Иногда только слышались обычные звуки — вот кто-то что-то поставил на пол, вот сел на соломенный тюфяк, вот налил воды из кувшина… Эта жизнь без разговоров была странной и немного страшноватой. Нормальные люди так не делают. Нормальные люди всегда говорят. Гавденций давно служил на триреме, но никогда не видел ничего подобного. Поэтому сие место среди стражников считалось чем-то вроде наказания, а Гавденций его вчера проиграл в кости, причём двойную смену, причём играли допоздна и на сон времени почти не осталось. Теперь приходилось стоять и бороться со сном. Глаза прямо слипались. В общем, дело привычное, да к тому же трирема стояла в гавани греческого города, чего тут бояться?

Ходя туда-сюда по маленькому коридорчику, Гавденций некоторое время думал только о том, чтобы не присесть и не прислониться к чему-нибудь. Иначе сразу заснёшь, и если десятник заглянет с проверкой, то не миновать бедному стражнику плетей за сон на посту.

«Эх, умереть бы сейчас что ли, — вдруг шутливо подумал Гавденций. — Вот где выспишься так выспишься, а тут никак не удаётся. То дежурство на посту, то вроде ничего не предвидится, а значит, можно и в кости допоздна поиграть, но только под утро спать ляжешь, а тут аврал какой-нибудь, и опять не спишь. Хорошо, хоть жалование нормально платят, на смерть хватит… Да что это мне всё мысли о смерти в голову лезут? — вдруг подумалось Гавденцию. — Неужели она скоро ко мне придёт?» И тут он ощутил смертный холод! Такого с ним никогда ещё не было… Холод шёл с трапа на палубу и буквально леденил душу! Вот и двигаться стало трудно, и руки коченеют… Вдруг он увидел, как в коридор влетела большая ворона, и ударившись в пол, обернулась старухой! Гавденций с расширившимися от ужаса глазами с трудом ущипнул себя за ногу, и почувствовав боль, ещё больше встревожился, ибо это был точно не сон. А старуха, похожая на смерть, подошла к нему почти вплотную и вынула из одежды серп, которым на севере жнут хлеб.

— А ещё им отнимают жизнь, — раздался в голове у Гавденция старческий голос, хотя он ясно видел, что губы старухи даже не шевельнулись. — Готовься!

Старуха приближалась всё ближе и ближе, её острый серп слегка покачивался перед глазами, а бедный стражник не мог и пальцем пошевелить. Он облокотился на переборку, сполз по ней на колени, и закрыв глаза, провалился в небытие. Яга немного постояла, прислушалась… Вокруг раздавались только обычные звуки, слабый плеск волн, крики сверчков, глухое постукивание бортов о пристань, поскрипывание снастей и сопение спящего стражника. Отодвинув задвижку, она открыла дверь. Там все уже были готовы к походу, только Рысь всё ещё стоял в железных кандалах, ну да это не беда. Такие препоны у Яги быстро решались.

— А ну-ка Рысь, пора тебе и в шкуре сего зверя побывать, а то сколько лет имечко носишь, а настоящим рысем ни разу и не был. Много раз ты себя рысью представлял, да чуть не хватало, чтобы на самом деле обернуться, вот теперь помогу я тебе сделать это до конца. А ты, Любляна, открывай клетку, дочка твоя вот и ключи достала — хороша у вас дочка, умница, да смелая и находчивая не по годам! Как домой вернёмся, возьму её к себе в обучение. Отдадите?

— Отдадим, коли муж согласен, — ответила Любляна, отпирая клетку Ворона и беря птицу на руки.

Ворон уселся ей на плечо, и Любляна вышла в коридор. В каюте раздался звон упавших цепей, и почти сразу вышла Яга, да мимо её ног, осторожно ступая, проскользнул большой пятнистый безхвостый кот с кисточками на ушах. Поднявшись к палубе, он внимательно осмотрелся, прислушался и вышел, показывая, что всё спокойно.

Яга подошла к Любляне:

— Так просто нам из города не выбраться. Да и самим сбежать, родовичей в беде оставив, негоже. Иди-ка, голубушка, да убаюкай стражников, чтобы заснули они сном крепким да делам нашим не мешали.

Любляна прошла в нос корабля, где ночевали стражники, и осторожно приоткрыв дверь, вошла в душное, пропахшее потом и вонью немытых тел большое помещение, где едва освещённая светом пары светильников, поднималась новая смена караульных.

Оглянувшись на открывшуюся дверь, те, увидев прекрасную женщину, раскрыли рты, а кое-кто помотал головой, стряхивая это продолжение сна, но женщина всё стояла и казалась пришедшей из далёкого детства матерью. Вот она медленно подняла руку…

— Зачем ты встал? — услышал каждый тихий голос своей матери. — За окном ещё ночь. Спи, малыш. Спи, мой милый… — Затем раздалось тихое мамино пение:

Тихо, мягко белой кошкой

Дрёма входит к нам в окошко.

Закрывает твои глазки

И рассказывает сказки.

Веет пухом как метелью,

Стелет мягкою постелью,

В сладкий дивный сон ведёт,

Деткам отдыха даёт…

Стражники, блаженно улыбаясь, зевали, и снова укладываясь на свои места, крепко засыпали. Любляна допела колыбельную, вышла и тихо закрыла дверь.

Яга тем временем подходила к бараку, в котором были заперты рабы с триремы. За ней тенью скользил Рысь, а из-за угла появился Павлоний. У двери с большим замком, опираясь на копьё, мирно дремал городской стражник. Совсем безшумно подойдя к нему вплотную, Яга погладила парня по голове, и тот упал мешком, затем поджал ноги, подсунул руки под щёку и сладко засопел. Выбрав из связки нужный ключ, бабка открыла замок, и сняв горевший рядом факел, вошла внутрь. Рысь и Павлоний неслышными тенями последовали за ней.

Узники поднимали головы на открывшуюся дверь и тихо вскрикивали, одни удивлённо, другие радостно-недоверчиво.

— Здравия вам, родные мои! Мы за вами, — тихо, но так, что слышали все, поздоровалась Яга.

— И тебе здравия, бабушка! — ответили пленники из Старого, в то время как остальные стояли молча. — Мы всегда знали, что наши нас не оставят и обязательно спасут!

— Вот ведь как, они на свободе окажутся, а мы тут сгниём, — тихо шепнул один из гребцов. — Давайте закричим и предупредим стражу. Хозяин нас за это отблагодарит.

— Давай, — так же тихо выдохнул другой. Но как только они набрали в грудь воздуха, перед ними оказался здоровенный пёс, и оскалив зубы, глухо зарычал. Тут же появился огромный кот и вроде бы спокойно уселся рядом, лишь ощерил пасть с острыми зубами и сморщив