Неясный силуэт, тень – Нортон? – стояла в ногах стола, забрызганная кровью, и смотрела на собственные руки с выражением, которое можно было истолковать как ужас, а можно было и как благоговейный восторг. Различить погруженное в тень лицо не представлялось возможным, но форма тела, поза, движения головы и рук напомнили Сторми Нортона, и он внезапно осознал, что старик мертв.

Он окликнул Нортона по имени, попытался каким-либо образом привлечь внимание призрака или кого там еще, однако все его слова, все его попытки были тщетны.

В дальнем углу темной комнаты что-то зашевелилось. Сторми краем глаза увидел мелькнувшее белое пятно и сразу же повернулся в ту сторону.

Дониэлла.

Девочка отнеслась к встрече с ним совершенно спокойно. Она улыбнулась, демонстрируя ярко-алые губы и капельки крови на передних зубах. Задрала грязную рубашку, и Сторми увидел красные подтеки у нее в промежности, где она… себя трогала.

– Подойди и получи то, что хочешь, – хихикнула девочка. Казалось, ее голос донесся откуда-то издалека.

Глядя на нее сейчас, Сторми не мог поверить, что когда-то она его возбуждала.

Повернувшись к нему задом, Дониэлла наклонилась, продолжая хихикать.

– Поцелуй меня!

С силой захлопнув за собой дверь, Сторми попятился через коридор к себе в комнату. Больше всего ему сейчас требовалось время подумать, разобраться во всем, но его не покидало чувство, что времени-то у него и нет. Внезапно он понял, что приближается кульминация, развязка, что девочка почти достигла своей цели.

И он будет следующим.

Нащупав за спиной дверную ручку, Сторми обернулся. Но это была не его комната, а снова то самое темное помещение, и посреди кровавого разгрома у стола, на котором лежал Биллингс, стояла Дониэлла, задрав рубашку и лаская себя окровавленными руками.

Сторми развернулся, но дверь, которую он захлопнул, теперь снова была распахнута настежь, и он увидел напротив такое же в точности помещение. Сторми принялся лихорадочно размышлять, что делать, как выбраться отсюда, однако в голове у него был сплошной туман.

– Бежать ты не сможешь, – торжествующе заявила Дониэлла.

Приближаясь к Сторми одновременно с двух сторон.

Марк медленно двигался по дому, ища девочку.

Он осторожно шел по коридорам, остерегаясь теней и звуков. Ему хотелось бы иметь хоть какое-нибудь оружие, но он сомневался, что от этого будет толк. Здесь общепринятые мерки были неприменимы, и хотя он чувствовал бы себя чуть увереннее, сжимая что-нибудь в руке, он сознавал, что это было бы лишь самоуспокоение.

Марк понятия не имел, как бороться с девочкой, однако годы, проведенные в постоянном движении, приучили его соображать быстро, и он не сомневался, что придумает что-нибудь, когда настанет время.

Впереди Марк увидел дверь, ведущую в оранжерею. В коридоре было темно, единственная лампочка в настенном канделябре отбрасывала тусклый желтый свет на саму дверь, оставляя все вокруг во мраке.

Марк пожалел о том, что рядом с ним нет Кристины. Или Дэниела, Лори, Нортона или Сторми.

Он пожалел о том, что рядом нет Биллингса.

Марк ни за что не подумал бы, что ему когда-либо искренне захочется общества работника, однако с тех пор как он узнал о смерти Кристины и вернулся в Дом, его отношение к жизни сильно изменилось. Практически все, что он прежде считал прописной истиной, оказалось ложью, действительность перевернулась, и он не мог избавиться от мысли, что всего этого можно было бы избежать, если бы он и его родители просто поговорили бы с Биллингсом, выложили бы все начистоту.

Подойдя к двери, Марк заколебался, не решаясь ее открыть. Неужели он действительно полагает, что сможет убить девочку? Похоже, Кристина в это верила, и, пожалуй, именно это и придало ему ту немногую уверенность, которую он испытывал. Возможно, его вера в самого себя не более чем надежда, но тем не менее она придавала ему силы, и Марк чувствовал, что, по крайней мере, сможет вступить в бой.

Он положил руку на дверную ручку. Повернул ее. Потянул дверь на себя.

Оранжерея исчезла. За дверью оказалось темное помещение, стены, пол и потолок которого были забрызганы кровью. Обстановка в помещении отсутствовала, однако размазанные кровавые пятна, а также царапины на полу говорили о том, что недавно отсюда убрали какие-то тяжелые предметы. Здесь царила атмосфера разврата и морального разложения, и это ощущение было настолько сильным, что на какое-то мгновение Марку показалось, что к нему возвратились Силы. Однако он тотчас же сообразил, что зло было здесь настолько насыщенное и сконцентрированное, что даже человек, начисто лишенный воображения, без труда почувствовал бы его.

Но в помещении никого не было, и, несмотря на невыносимую атмосферу и наглядные свидетельства былых зверств, Марк не обнаружил никаких следов девочки. Он с облегчением закрыл дверь и прошел обратно по коридору.

Силы.

Ему стало бы значительно легче, если б они к нему вернулись, и он задумался, почему из всех обитателей всех Домов только им с Кристиной были дарованы эти сверхъестественные способности. Ему это показалось странным, и он подумал, нет ли тут какой-нибудь ошибки, счастливой случайности.

Быть может, он является избранником.

В этом не было никакого смысла. Его избрали давно, много лет назад? Еще в детстве? Почему? Чтобы однажды по прошествии многих лет он вступил в единоборство с девочкой? Марк нашел нелепым и глупым, что Дому наперед было известно все, что произойдет в будущем, и он готовился к этому, взращивая его, Марка, но в то же время не предпринимал никаких шагов, чтобы что-то предотвратить.

И все же это предположение было не таким уж и невероятным, и Марк не мог поверить, что обладание Силами досталось ему случайно.

Но почему их у него отняли?

Быть может, их забрала девочка.

Надо было спросить у Кристины.

Марк заставил себя прекратить размышления, полностью сосредоточиться на Доме и на стоящей перед ним задаче. Ему нельзя отвлекаться. Один неверный шаг – и он может лишиться того незначительного преимущества, которое у него, возможно, имеется. Он должен быть собранным.

Марк медленно поднялся по лестнице на второй этаж.

На какое-то мгновение он в нерешительности задержался на лестничной площадке. Царящее здесь настроение было ему знакомо – буквально осязаемое зло. Он испытал все то же самое в тот день, когда остался дома вдвоем с умственно отсталой девочкой, и сейчас ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не сбежать вниз по лестнице. Марк снова почувствовал себя ребенком, испуганным ребенком, но он подавил это чувство, понимая, что именно этого и хочет девочка, понимая, что это даст ей желаемое преимущество.