Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Коловрат, глядя на огонь, усмехнулся:
– Вот и нет у поганых пороков.
– Что, совсем никаких? Ты уверен?
– А вот и ответ. – Бояре вскинули щиты, и по ним градом застучали стрелы. Мы шагнули вплотную к стене.
– Пороков больше нет? – Евпатий глянул на меня и захохотал. Я смотрел на него, улыбаясь, и думал – ведь он должен был от камня, брошенного пороком, погибнуть. Неужели историю изменили? Коловрат смеялся, посмеивались бояре.
– Княже! – закричали с башни. – Княже!
Дозорные на смотровой башне вразнобой показывали в разные стороны. Смотрю на поле: монголы начали активно перемещаться. Прибежал Кубин с карабином.
– Володя, полки подошли, – радостно сообщил он.
Все вокруг воодушевились. В монгольском войске началась уже нездоровая суета. Как бы Батый не вырвался из западни. Но нас монголы в тылу не оставят, могут навалиться всей сворой. Надо дать условный сигнал Русаку.
– Дымы сюда! Обложите ими тот холм.
Новики расхватали стрелы с дымными пакетами, подожгли фитили, и через мгновение полсотни дымных следов прочертили воздух над полем. Противоположный холм затянуло белым дымом. Но подрыва не было. Я забрал у Кубина карабин и нашел оптикой развилку на сосне, дощечка была на месте.
– Чего Русак медлит-то?
Бабах!
Это что еще? Одиночный выстрел со стороны врага насторожил. Вдруг дальняя стена из бревен разлетелась, калеча засевших за ней ратников.
Бабах!
Что-то ухнуло перед передовой стеной, и нас обильно присыпало снегом.
– Никак пушки? – вскочил Евпатин и выглянул на поле.
Вместе с Кубиным я выскочил с другой стороны щита. У самого подножья холма, чуть в стороне от догорающих пороков, суетилась кучка людей. К ним несли какие-то трубы, потом вспыхнуло пламя, что-то пролетело к нам – и край бревенчатой стены разлетелся в стороны. Вот и пушки, а с ними и китайские спецы. Только странно – после выстрела трубу оттаскивали в сторону и ставили другую. Одноразовые? А наводчик тоже один? Лук уже в руке, наложил стрелу…
Наводчик – штучный товар. Вот он, на кончике стрелы, в меня целит. Тонко пропела тетива, а сердце отстучало три раза, как я увидел, что китаец отлетел со стрелой в глазу. Но пушка все равно выстрелила. Успел огонь поднести, поганец! А снаряд…
– Назад! – запоздало закричал я.
Стена, за которой стояли мы, вспучилась бревнами.
Удар – и темнота.
Перед глазами люди. Много людей. Они стоят во множестве рядов, словно на старой черно-белой фотографии запечатлен целый полк. В первом ряду я вдруг узнаю своего отца и своих обоих дедов, а дальше – незнакомые люди, но с очень знакомыми лицами. И я вдруг понимаю – это мои предки. Где-то в самой дали угадывается лицо князя Владимира Дмитриевича…
Неожиданно приходит боль. И по ушам бьет чей-то крик:
– Очнись, Владимир Иванович! Очнись!
Вдруг обнаруживаю над собой Бориса и Кубина. Они прикрывают меня щитами. У передовой стены бояре выстроили вал. Лучники метают стрелы из-за щитов.
– Что случилось?
– Ох, слава Господу, жив! – крестится дед Матвей. – Тебя, Володя, бревном оглушило, а Евпатию-то… худо ему, зашибло сильно. Боюсь, не жилец…
Густо посыпались стрелы, и ратники, ругаясь, прижались к стенам. Я поднялся и сделал шаг к телу Коловрата. Прикрыл его от стрел своим щитом. Рядом подняли щиты Кубин и князь Борис.
– Казус какой… Владимир Иванович… – Евпатин поперхнулся кровью и слабо улыбнулся, – ведомо было, что смерть мне будет от пороков, а видишь, как вышло-то? Ты пороки сжег, а смертушка от пушек пришла.
– Ну-ну, рано о смерти говорить. Сейчас мы тебя к обозу унесем, там и поможем. Жить долго будешь.
– Нет… это… конец… чую. – Коловрат закрыл глаза. – А славно… мы бились…
И, выдохнув, замер.
Кубин смахнул слезу и, протянув руку, закрыл другу глаза.
– Прими, Господи, душу раба своего. Настоящего русского воя.
Вот и не стало Николая Евпатина. Не былинного, а настоящего богатыря – Евпатия Коловрата. Под частый перестук падающих стрел Борис прочел «Отче наш». Мы постояли, склонив головы.
– Княже! – опять крикнули со смотровой башни. – Наши из леса возвращаются.
Сотня Лисина, наконец, вернулась из леса. Долго их не было. Почему задержались? Макар Степанович въехал в гуляй-город верхом, а с ним очень знакомая личность…
– Долгие лета, Владимир Иванович! – поздоровался воин в золоченом доспехе. Причем в изготовленном по подобию наших.
– И тебе, Владимир Юрьевич, долгие лета, – кивнул я в ответ.
Сын великого князя лихо спрыгнул с коня. Быстро прошелся по гуляй-городу, особо не обращая внимания на вражьи стрелы, покачал головой на сваленные в сторонке трупы степняков, посмотрел на поле…
Пока он знакомился с обстановкой, я спросил у Лисина о результатах рейда.
– Посекли всех поганых, княже, – сказал Макар Степанович.
– А Борзов где?
Лисин склонил голову.
– Поганых две сотни было. Пять десятков от огненного зелья полегло, остальных мы побили… – голос боярина дрогнул, – убит Миша. Голову кровнику свернул, но не уберегся в сече.
Я взглянул на небо. Вороны… вороны… вороны… над полем кружила большая стая. Даже грохот взрывов и пушечная канонада не пугала их. Птицы ждали своего часа.
– Там и дозоры княжича встретили, – добавил Лисин. – Их боярин из коловратовской дружины провел.
– Ну, говори, князь Керженский, – сказал подошедший княжич, – что далее делать потребно. Ведь это ты у нас теперь главный воевода.
Что ж, если меня признал воеводой сын великого князя, то и сам Юрий Всеволодович тоже, но на время, а потом, скорей всего, попробуют использовать или вовсе избавиться. Никому не нужен такой конкурент в борьбе за власть. Ладно, посмотрим, а сейчас имеются другие проблемы.
– Сколько воев привел, княжич?
– Со мной двадцать сотен, – приосанился парень. – Там, в лесу стоят.
Хм, как, интересно, они там сумели разместиться? В лесу мы специально расчистили просторную поляну при вырубке. Нашим лошадям там достаточно просторно, но вместе с прибывшими толкотня, наверное, жуткая. Однако пусть потерпят. Как подорвем фугас, так сразу в атаку и пойдем.
– Что там Русак-то, может, не видит? Киньте еще дыма.
– Он не увидит, княже…
Я обернулся на голос.
– В том мешке были головы… – хрипло сказал Демьян, и по лицу его текли слезы. – Егора, Акима… всех…
Свело болью грудь… это я виноват в их смерти… проклятый степняк, чтоб ты в самое адово пекло попал!