Когда очнулся, то его никуда не тащили, но на руках и ногах чувствовались веревки. Но и без них шевелиться было бы трудно, все тело болело. Ивар с трудом поднял голову. Он лежал на земле, рядом, словно бревна, валялись соратники, вокруг прохаживались степняки, слышались разговоры, смех.

То, что Ивар пришел в себя, не осталось незамеченным. К нему подошел пожилой воин, лицо его было сморщенным и темным, как кора старого дуба, но черные глаза смотрели пытливо.

– Веди себя тихо, белый воин, – сказал он. – И твоим друзьям скажи, чтобы не суетились зря.

Ивар не сразу понял, почему его называют «белым воином». Мозги заскрипели как несмазанное колесо, но все же нашли ответ – в этом краю черноволосых любой блондин выглядит диковиной.

– Зачем?.. – сказал конунг. – Зачем вы нас пленили? Что нас ждет?

– Всякий, кого в Степи не знаешь, – враг, – объяснил пожилой. – А вас в становище повезем, спрашивать будем, что тут было, кто башню Великого обрушил! Усердно будем спрашивать!

При этих словах лицо степняка расплылось в хитрой усмешке. Ивар внутренне похолодел, поняв, что «спрашивать» будут с помощью раскаленного железа и прочих приятных штук.

– Смирно лежи, – повторил разговорчивый воин и отошел.

Вместо него явился предводитель степняков. Его широкие плечи обтягивал золоченый панцирь, а рукоять кривого меча, висящего у пояса, украшали драгоценные камни.

– Грузите их, – приказал он, глянув на Ивара с презрением.

К конунгу подскочили двое, ухватили за плечи и за ноги. С кряхтеньем подняли и куда-то понесли, веревки больно впились в тело. В нос ударил сильный запах лошадиного пота, потом Ивар ощутил, как его разворачивают. С размаху шлепнулся на что-то твердое, выпуклое.

Оно недовольно шевельнулось, всхрапнуло.

Конунг висел поперек седла, словно мешок с тряпьем, и носом упирался в чепрак из жесткой шерсти. Ловкие руки приматывали его веревками, чтобы не свалился во время скачки.

Где-то в стороне ругались, кряхтели, затаскивая на спины лошадей тяжелых пленников. Потом раздалась громкая команда – и одновременно ударили десятки копыт. Перед глазами Ивара замелькала земля, его начало подбрасывать. Седло колотило в живот, сбивая дыхание и причиняя боль.

Похоже было, что пытки уже начались.

Шатер из черной с желтыми полосами ткани был просторен, как зал в императорском дворце. Сквозь отверстие в крыше, куда утягивало дым от горящего посередине очага, проникал рассеянный свет, пахло бараньим жиром и прокисшим молоком.

– Это что, мы почетные гости? – насмешливо спросил Нерейд, глядя по сторонам.

В шатре, куда притащили пленников, было пусто. Пол устилали ковры, из-за входного отверстия, у которого застыл страж, доносились приглушенные голоса.

– Если не блюдо на ужине… – пробормотал Ингьяльд. – Или они человечиной не питаются?

В становище, куда их привезли, викинги успели рассмотреть немногое: несколько шатров, пасущиеся кони, воины, сидящие вокруг костров. На пленников все взирали с нескрываемым удивлением.

Полог, закрывающий вход в шатер, резко распахнулся, и внутрь шагнул степной конунг. За ним семенил невысокий человек в темном балахоне, за спиной которого держались двое пожилых воинов, один из которых был Ивару уже знаком.

Степной конунг остановился напротив Ивара, черные глаза горели яростью, ноздри точеного носа раздувались.

– Я буду задавать вопросы, – сказал он, – и лучше вам на них отвечать.

– А если не ответим? – дерзко ухмыльнулся Нерейд.

– Тогда спрашивать вас, – степной конунг чуть повернул голову, – буду потом, и уже по-другому. Кто вы такие и что делаете в Степи?

Ивар оглянулся на Ингьяльда. Тот ответил беспомощным взглядом: выкручивайся, мол, сам.

– Мы странники с далекого севера, – сказал Ивар. – Путешествуем.

– Ты врешь! – Степняк размахнулся, от удара голову Ивара мотнуло, на губах ощутил соленое.

– Они не скажут ничего даже под пытками! – вмешался тип в темном балахоне, явно колдун. Взор его то и дело возвращался к Ингьяльду, и во взгляде этом проскальзывало нечто похожее на страх. – Лучше убить их сразу, мой хан!

– Нехорошо так, – недовольно хмурясь, сказал пожилой воин, который разговаривал с Иваром. – Предки не велят убивать врагов после захода, когда Око-Солнце видит плохо!

Лицо колдуна исказилось от гнева, но он сдержался.

– Вы проживете до утра, черви, – презрительно бросил тот, кого назвали ханом. – А затем только от вашей говорливости будет зависеть то, сколько вам доведется увидеть новых дней… Приготовьтесь рассказывать о том, что случилось в башне!

Он резко развернулся и с грацией крупного хищника двинулся к выходу из шатра. Кинув злобный взгляд на пленников, за ним поспешил колдун.

– Интересно, а кормить нас кто-нибудь собирается? – спросил Лычко в спины уходящим.

– Зачем переводить еду на того, кто завтра станет трупом? – ответил Ивар.

– Умеешь ты утешить, конунг, ничего не скажешь, – вздохнул Нерейд. – Что делать-то будем?

– Ждать. Ближе к утру попробуем освободиться. Мне совсем не хочется разговаривать с этим ханом. Даже если мы расскажем ему все, то вряд ли он отпустит нас живыми.

– Не сможет, даже если захочет. – Ингьяльд грустно улыбнулся. – Тут всем заправляет колдун, а он-то точно потребует нашей смерти.

– Веселенькое будущее, – пробурчал Скафти.

В шатре постепенно темнело, очаг угас, лишь тлели в полутьме угольки. Зато снаружи все ярче горели костры, на стенках двигались тени – уродливые черные подобия людей, слышались возбужденные голоса.

Викинги вполголоса переругивались. Кари и Харек дремали. Ивар сам с трудом удерживался ото сна. Устал настолько, что не помешали бы ни веревки, ни голод, терзающий внутренности не хуже хищного зверя.

– Они что, спать совсем не собираются? – раздраженно спросил Нерейд, когда стемнело окончательно. Шум в лагере не прекращался, он даже усилился, долетали крики, полные злости и гнева. – Прямо никаких условий для побега!

– Что-то у них там странное затевается, – удивленно заметил Лычко. – Чуть ли не драка…

Страж у входа тоже прислушивался с интересом, на лице его отражалась борьба. На пленников он бросал взгляды, полные сомнения. Потом не выдержал, дернул полог и выскочил наружу.

– Как удачно. – Ивар повалился на бок, оттянул, сколько возможно, связанные руки. – Пусть они там хоть свадьбу играют, а нам надо освобождаться. Нерейд, грызи веревки, а ты, Лычко, давай руки мне…

Все было бы проще, если бы русич сумел обернуться волком. Но сделать это с закрученными за спину руками ему оказалось не под силу. Приходилось полагаться на человеческие, а не на звериные зубы.