— И Хантежиджа, и Суппариджа сильнее не только Ваппиджи, но и Хаппараиджи, — заметил сиун. — В схватке с ними тебе не поможет ничто и никто. Тем более везение. Только умение и мудрость способны помочь тебе. — В голосе сиуна Луку послышалась усмешка. — Чтобы убежать. Хантежиджа, кстати, пытался найти и меня. Не вышло.

— Никогда не рассчитывал на везение, — признался Лук. — А умение и мудрость копить поздно. А может, мне просто спрятаться? Я ведь так понял, что, если меня не поймают, это тоже приведет к Пагубе? Если она накатит, то всем будет не до меня. И тогда обо мне забудут. А я уж найду себе местечко в одном из оплотов.

— Ни один из оплотов не спас ни одного иши, — заметил сиун.

— Так я ведь не иша? — нахмурился Лук. — Вот уж кем бы я не хотел быть точно.

— Не будешь, — успокоил его сиун.

— Тогда что я должен сделать? — не понял Лук. — Пагубы я не хочу, умирать я тоже не хочу, чтобы мои близкие умирали, не хочу. Хотя их уже почти не осталось. Что мне нужно сделать для того, чтобы все это однажды закончилось?

— Сохрани собственную жизнь, — посоветовал сиун.

— Подожди. — Лук почесал затылок. — Ты должен мне объяснить. Да, я кое-что разузнал. Про сиунов, про Пагубы, про двенадцать кругов. Да, я был недавно на развалинах Араи и еще кое-что разведал, вычитал, неважно. В Араи была странная история с дочерью урая — ее звали Гензувала. Ты ведь тоже был в ней замешан? Мне кажется, что ты необычный сиун. Признаюсь сразу, что я ничего не понимаю в сиунах, но мне кажется, что… тебя вовсе нет. Тебя ведь кто-то дергает за ручки и ножки вроде ярмарочной куклы? Разве не так? Прости, что обидел, конечно.

— Сохрани собственную жизнь, — повторил сиун.

— И еще. — Лук вздохнул. — Да. Надо торопиться. Я постараюсь сохранить собственную жизнь. Столько всего еще хочется узнать, было бы обидно… Почему ты помогаешь мне? И еще… может быть, скажешь, куда идти, чтобы спастись?

— Пока ты идешь правильно, — сказал сиун. — Но ты очень болтлив.

— Бывает, — признался Лук. — Но это из-за сестры. Самана… говорила, что в любой семье должен быть болтун. Чтобы заполнять пустоту. У нас пустоту заполняла Нега. Теперь я за нее. Хотя Нега говорила, что пустоту заполнять надо чем-то иным. Она говорила, что пустоты вовсе не должно быть. Кстати, насчет меча. Я ведь должен за него кому-то? У меня есть несколько желтых монет…

— Дунь на меня, — сказал сиун.

— Дунуть? — не понял Лук. — Да. Что-то я разболтался. Но это не самый плохой вид разболтанности. Курант говорил, что после пережитого в схватках некоторые воины начинали пить или убивали кого-нибудь. А я безопасен в этом смысле…

— Дунь на меня, — повторил сиун.

— Конечно, — кивнул Лук и дунул.

Сиун расплылся мгновенно, как поднявшийся из кипящего котла пар. Расплылся и исчез. Из его тающей тени Луку послышался смешок.

— Ну и шуточки, — прошептал Лук и ступил в воду. Холодом обдавало все сильнее и сильнее. Даже вода теперь казалась ему теплой. Лук наклонился, плеснул воды в лицо и пошел по песчаному дну вниз по течению. Всякий ручей рано или поздно должен был привести его к Хапе.

Он остановился в полдень. Судя по всему, страшная лошадка занесла его в сторону от дорог, потому как пока что ему не попалось ни одной, хотя и рощицы, и луга были привычными, южнее Хилана они попадались часто, а уж вдоль Хапы только они и были, но там имелись и деревни. Впрочем, думал Лук, первая же дорога позволит ему определиться, где он есть, а уж если выйдет на тракт, так сможет и передохнуть, присев где-нибудь под сторожевой зеркальной башней, или даже заглянуть в придорожный трактир и не только бросить что-нибудь в живот, но и прикупить еды в дорогу. Холодком с севера продолжало тянуть, но вроде бы погоня, конечно, если это была погоня, а не шуточка сиуна, отстала.

Нет, подумал Лук, во-первых, погоня отстала, но не прекратилась. Во-вторых, как бы ловко он от погони ни уходил, но идет он в Зену, где должен будет встретиться с Хасми и Харком, и если с погоней он справиться не может, то и идти в Зену не должен. Хватит уже «подарков» близким, осталось только лишиться всех знакомцев. Никуда он не должен идти, пока не справится с погоней. Может быть, следовало купить лошадь в ближайшей деревне да отправиться куда-нибудь на восток? К Ламену? К Кете? Неужели Хозяин Дикого леса способен так далеко отойти от своей вотчины? Да и садиться под любой сторожевой вышкой в подобных лохмотьях — точно привлекать к себе внимание. Арува в лохмотьях нечасто бродят дорогами Текана. И в трактир просто так не войдешь. Хотя бы попалась какая-нибудь деревенька, нашел бы старосту, потерял бы серебряный, но оделся бы хоть как-то.

«А дальше? — спросил себя Лук. — Дальше что?»

Он вытащил из-за пазухи нож, присмотрелся к нему. Лезвие казалось не выточенным из черного камня, а отлитым из него. Лук потрогал рукоять. Она была чуть шероховатой, но тоже каменной. То есть нож целиком был выточен из одного куска черного горного стекла. И ни одной трещины, ни одной царапины на нем не имелось. Однако если он был отлит, хотя Лук и представить себе не мог, что можно отлить что-то из камня, то получалось, что и форма для отливки не имела ни одной царапины? А где заусенцы? Отшлифованы?

Лук подставил лезвие ножа под лучи солнца. Отблеска оно не давало. То есть было идеально гладким, но не блестело, оставалось черным. Пришлось выдвинуть немного из ножен меч. Его черный клинок блестел на солнце. Лук приложил нож к клинку и, коснувшись камнем металла, неожиданно высек искру. Выдвинул меч еще на ладонь и провел по плоскости меча рукоятью ножа. Искры обожгли ладонь.

Вскоре в траве пылал небольшой костерок. Вот только ни пожарить, ни запечь в нем было нечего. Лук разулся, воткнул в землю пару сухих сучьев, насадил на них все еще сыроватые сапоги. Снял с рукояти ножа полоску кожи, на которой Хасми уже давно прочитала его имя, бросил ее в огонь. Попытался стереть те же самые знаки на рукояти. Они тоже, скорее всего, были написаны кровью. Но не стирались. Лук плевал на них, тер рукавом рубахи, даже пытался содрать их стальным ножом, но буквы оставались на месте. Похоже, они впитались в камень. Впитались, как будто он был пористым. Хотя когда Лук смачивал его слюной, а потом стирал ее, мокрого пятна не оставалось. Впрочем, и слюна уже заканчивалась. Да, небольшой мешочек на спине с фляжкой воды, запасом еды да сменой белья не помешал бы. Лук с тоской вспомнил оставшуюся в Намеше лошадь, пошевелил пальцами ног, которым пришлось отшагать с утра пару лиг босиком, и собирался уже убрать нож, как вдруг глупая, невозможная мысль пришла ему в голову. Мысль эта захватила его полностью, заставила широко раскрыть глаза, и, пока холодный разум не вернул взрослеющего мальчишку на верный путь, Лук раскрыл левую ладонь, приставил острие ножа к коже между большим и указательным пальцем и прочертил линию до запястья.

Нет, из ножа не ударил столб пламени и не отхватил Луку половину кисти, но рана раскрылась, и из нее хлынула кровь. Лук сначала попытался ее зажать, потом прижал к ней нож лезвием, затем другой стороной, вымазал в крови рукоять, пока наконец не придавил лезвие плашмя так, чтобы кровь наконец перестала идти. Саднящая боль исчезла. Лук отнял лезвие от раны. Ее не было. И крови на ране не было, только розоватый шрам пересекал ладонь, даже и не думая расползаться от сжимания и разжимания кулака. Лук посмотрел на нож. На нем не осталось ни капли, как будто он только что и не вымазывал его в крови, не оставляя ни крапины чистого камня. И букв на рукояти тоже не было. Но что Лук почувствовал тут же, незамедлительно, не было больше и того самого холода, который до последней минуты продолжал чувствоваться где-то у невидимого горизонта.