К ужину явился Кристоф Вагнер. После охоты он был в благостном расположении духа и не слишком удивился, увидев Агату. Они встретились в столовой и замерли: Агата в своем старом темном платье, которое теперь стало тесно в груди, Кристоф – в охотничьем костюме. Долго разглядывали друг друга, словно подмечая изменения, а потом Вагнер вдруг раскрыл объятия ей навстречу. Урсула испугалась, что она не ответит, заупрямится и решит припомнить все, что он ей сделал. Но Агата со вздохом облегчения обхватила его и прижалась щекой к груди. Кристоф погладил ее по голове:

– Вот ты и вернулась домой, блудное мое дитя.

– Я не одна.

– Знаю.

Он вообще знал гораздо больше, чем говорил. Когда Урсула сообщила, что завтра в Оффенбург вернется Зильберрад, хозяин только кивнул и сделал большой глоток вина.

– Ни о чем не беспокойся, – он внимательно взглянул ей в лицо. – Впрочем, ты и так не беспокоишься. Хорошо. Я доволен.

– Надеюсь, что завтра или послезавтра прибудет Рудольф. – Агата говорила очень уверенно. Она всегда так делала, чтобы скрыть свои сомнения от других.

– О, я буду очень рад его встретить.

По тому, как он это произнес, Урсула поняла, что Кристоф Вагнер знает что-то еще.

* * *

Когда-то Рупрехт Зильберрад нарушил покой его дома. Теперь Кристоф намеревался нарушить его покой. Семьдесят лет, проведенных бок о бок с демоном, избаловали его: он привык жить как будто за высокой каменной оградой и глубоким рвом. Очень долго его жизнь и здоровье были в неприкосновенности.

Он не поехал на Ауэрхане верхом, как собирался. Хотел, чтобы демон предстал на пороге Зильберрада во всей красе: высоким и устрашающим, как он умел. Оффенбург, пыльный и душный, навевал на него тоску, как любые маленькие городки. Сердце Кристофа тосковало по Виттенбергу и знакомому трактиру, который наверняка стоит на том же месте. Должно быть, сейчас им заправляет правнук того старика-хозяина, который когда-то мог надавать Кристофу по шее, если тот встречал гостей недостаточно расторопно. Теперь уже мало осталось в живых людей, которые безнаказанно могли надавать ему по шее. Или его прислуге, если на то пошло.

Зильберрад открыл сразу. Распахнув дверь перед Кристофом, он расплылся в улыбке, как будто ждал его весь день. Он загорел, оброс щетиной, а лицо обрело хищность – так смотрит человек, уверенный, что теперь-то он может творить что угодно. За спиной его тихо вырос мальчишка-демон.

– О, Вагнер, друг мой, я так рад, что вы приехали! Входите, входите!

Кристоф Вагнер встал ни свет ни заря, а потому в Оффенбург поспел точно к завтраку. Очаровательная фрау Зильберрад, та самая, что так трогательно привязалась к Урсуле, суетилась в столовой, помогая служанкам расставлять чашки и тарелки. Она предложила Кристофу холодного пива и с рассеянной вопросительностью глянула на мужа. Почему такие негодяи, как Зильберрад, всегда выбирают себе покладистых хрупких женщин, влюбленных в них, как кошки? Было в этом нечто извращенное. Любопытно, истязает ли он ее в постели? Заставляет делать что-нибудь омерзительное или оставляет это для чужих женщин?

Кристоф покорно сел за стол и позволил обхаживать себя как дорогого гостя. Ауэрхан встал у него за спиной. Язык так и чесался спросить у Рупрехта, как прошла первая ночь после долгой разлуки с женушкой, но он сдержался. Зильберрад устроился напротив и принялся оживленно рассказывать о своем путешествии в Гамбург и о новых полезных знакомствах, которые он там завел. Эмма глядела на него с обожанием, как новорожденный ягненок на мать. Мальчишка-демон замер за левым плечом господина, в точности копируя позу Ауэрхана. «Вряд ли намеренно», – решил Кристоф, приглядевшись. Он знал, что демонам, когда их не тормошат приказами, проще оставаться неподвижными.

– Это все крайне любопытно, – перебил он Зильберрада. – Но мне хотелось бы обсудить одно дело, не предназначенное для женских ушей.

Уголок губ Зильберрада дернулся. Он не любил, когда кто-то другой командовал в его доме. Но и Кристоф не любил, когда его гостеприимство втаптывали в грязь. Ну, поглядим, на что ты способен, дорогуша…

– Эмма, милая, поди посмотри, как там дети.

Она вскочила с такой готовностью, будто только и ждала, пока муженек прикажет ей что-нибудь. Стоило Эмме покинуть столовую, улыбка исчезла с лица Рупрехта. Он посмотрел на Вагнера тяжелым ледяным взглядом, цокнул, пытаясь достать языком что-то застрявшее между зубами, и откинулся на стуле.

– У тебя очаровательная жена, – заметил Кристоф, смазывая теплый хлеб маслом.

Теперь, когда они остались вдвоем, можно было отбросить церемонии, перейти на «ты» и разговаривать без обиняков.

– Похоже, она очень рада твоему приезду. Редко встретишь такое согласие между супругами. Жаль будет, когда через пару десятков лет она постареет и зачахнет, а ты останешься свеж и крепок… Если, конечно, ты не указал этот пункт в своем контракте.

Рупрехт хорошо держал лицо. Кристоф чувствовал, что задел его, но недостаточно сильно. Он улыбнулся, продолжая орудовать ножом. Масло должно как следует пропитать хлеб.

– Конечно, не указал, – продолжил он. – Не такой ты человек… Я рад был послушать о твоих приключениях в Гамбурге, но ты не упомянул, скольких женщин там принудил к соитию. Неужели никто не соглашается лечь с тобой по доброй воле? Твой отросток так мал и жалок?

– Я же не спрашиваю, сколько человек побывало в твоей постели. – Зильберрад сделал маленький глоток пива и потянулся за ветчиной.

– Я все равно всех не упомню, – засмеялся Кристоф.

Он не видел лица Ауэрхана, но точно знал, что демон сейчас на мгновение задумался, производя расчеты.

– Объясни, к чему эти оскорбления, – попросил Зильберрад. – Что случилось? Мне казалось, мы всегда неплохо ладили. А теперь у нас и подавно больше общего, чем у кого-либо в этом городишке.

– Гораздо меньше, чем ты думаешь, – возразил Кристоф. – Я никогда никого не брал силой.

– А тебя? – ухмыльнулся Зильберрад, и Вагнер ответил ему такой же сальной ухмылкой. Его давно перестали задевать такие вещи.

Почувствовав это, Рупрехт сменил тон:

– Прости, я не понимаю. О чем вообще идет речь?

– Об Урсуле.

Вагнер гадал, как дальше поведет себя Зильберрад. Станет отпираться, спишет все на недоразумение или сделает вид, что ничего не помнит? Но тот откинулся на стуле и с досадой покачал головой:

– Ах вот ты о чем! Это она сказала, что я ее принудил?

Сейчас начнет утверждать, будто она сама раздвинула перед ним ноги. Скучно.

– А разве это неправда?

Зильберрад помолчал, постукивая пальцами по столу, а до Кристофа тем временем вдруг дошло, что не Урсула должна была стать жертвой Рупрехта.