Прабабка Патрика была той самой затерявшейся в США сестрой матери Амелии Грэхэм, что делало Патрика хотя и дальним, но прямым родственником Таши Палмер и всей её семьи, за исключением Стеллы, с которой он не имел никакого кровного родства. Его же дочь Ирма являлась дальней кузиной или племянницей Таши в неизвестном никому из них колене.

Но об этом никто не знал, не знает и не узнает.

Этим утром Патрик перелетал океан, в третий раз покидая Британию с разбитым сердцем. Он ещё не знал, что в его пятьдесят два года с ним ещё случится последняя сильная любовь, и в этот ещё только грядущий раз она станет для него по-настоящему счастливой. Сейчас же он был склонен думать, что для него в любви уже всё потеряно, оттого, сжимая в руках бокал с двойным виски, он искренне страдал от потери Стеллы, женщины, не предназначенной ему небесами, сильнее, чем ему было положено.

Этим же утром Таша, вылезая из постели Дариана, бесшумно одевалась, чтобы провести с Хьюи весь оставшийся день. Накануне она сделала выгодный обмен, всё-таки отдав Риордану свой вечер взамен на свободу грядущего дня.

Хьюи, проснувшийся сегодня слишком рано от полученной накануне вечером новости о своей скорой выписке, уже с нетерпением ожидал прихода своей сестры-близняшки, чтобы ей первой сообщить радостную новость.

Родерик Грэхэм этим утром не мог найти себе места, проснувшись ни свет ни заря от сосущего под ложечкой беспокойного чувства. Словно вскоре должно было произойти нечто слишком значимое, чтобы он мог этим утром спокойно спать.

Не найдя Стеллу в спальне их сыновей, Родерик бросился на кухню, чтобы позвонить с домашнего телефона на её мобильный, но, не успев влететь на кухню, он резко остановился, схватившись рукой за дверной косяк. Стоя возле микроволновой печи, Стелла заваривала себе кофе. Посмотрев через левое плечо на ворвавшегося в её утренний мир мужчину, она не заметила, как коснулась краем электрической вилки своего напитка, но это краткое мгновение заметил он.

Прежде, чем Родерик, вытянув свою правую руку вперёд, что было недостаточным, чтобы её уже остановить, выкрикнул отчаянное: “Стой!”, – Стелла воткнула влажную вилку в розетку и в следующую секунду отлетела в сторону.

Впоследствии никто не узнает, что именно спровоцировало исход: удар током или удар головой об пол. Но факт оставался фактом – в этот момент Изабелла Палмер исчезла окончательно и бесповоротно.

Позвонив этим утром в скорую помощь и теперь сидя на полу, Родерик Грэхэм, сжимая обездвиженное тело жены, рыдал, словно потерянное дитя, сам факт потери которого в этот момент томился в его руках. В эти переполненные отчаянием и кромешным мраком минуты, никто не мог ему сказать, что его скоро найдут, и потому он продолжал рыдать.

Стелла Грэхэм откроет свои глаза спустя тридцать три минуты.

Она будет помнить всё.

Мы были рождены в США, наш отец был американцем британского происхождения, мать чистокровной британкой. Спустя несколько лет после смерти отца, когда мы с Беллой переживали один на двоих переходной возраст, наша мать решила вернуться к себе на родину, обратно в Лондон, и мы поддержали её, ведь для нас жизнь в неизвестной нам Европе представлялась настоящим приключением…

О том, что Изабелла собиралась вернуться обратно в США и уже даже купила себе квартиру в Нью-Йорке, и заключила сделку с известной галереей, знала только я. Она рассказала мне об этом незадолго до трагических событий, лишивших меня памяти, а её – жизни.

Ценой моего десятилетнего беспамятства, как анестезии, стала жизнь моей старшей сестры-близняшки. Неподъёмный груз.

Изабелла не хотела рассказывать никому о своём решении переехать в Нью-Йорк, по крайней мере до тех пор, пока за океаном не решились бы все нюансы её переезда. На момент же, когда она мне об этом рассказала, решено уже было практически всё – оставалось только вернуться в Британию и поговорить с родными. Её сын, пятнадцатилетний Джек, в то время бредил Нью-Йорком, так что с ним не должно было возникнуть проблем, да и Говард Фланаган, его отец, не был бы против его переезда, но вот с Пандорой у Беллы обязательно возникли бы серьёзные проблемы. Наша мать любила нас обеих, но она до последнего отказывалась понимать мой выбор, павший на создание большой и шумной семьи, поэтому в последние годы её связь с Беллой, выбравшей карьеру художницы, которая очень скоро принесла ей относительную известность, стала тесной настолько, что ни у кого не возникало иллюзий относительно того, какая из двух дочерей была её любимицей. Пандора бы ни за что не одобрила переезд Изабеллы за океан, отчего та и конспирировалась до последнего.

За сутки перед возвращением Беллы из Нью-Йорка она вызвала меня на видеозвонок. В тот период я испытывала нарастающее беспокойство, но списывала его на усталость от повседневной жизни, которая состояла из уборки дома, стирки белья, приготовления завтраков, обедов и ужинов, развоза детей по школам и секциям, и так по кругу день за днём, ночь за ночью. Родерик обещал, что в следующем году мы – только он и я – выберемся на море, но я знала, как идут его дела в его полиграфической компании, поэтому особенно не надеялась. Я не жаловалась на свою жизнь, более того, я была рада тому, как она у меня устроилась. Я каждый день получала искреннее удовольствие от осознания своей важности в созданной нами с Родериком семье, однако это гложущее и давящие мою грудную клетку беспокойство в последнее время меня едва ли не душило. И тогда, заметив это, Белла предложила нечто из ряда вон выходящее. Она предложила поменяться местами на пару суток. Для меня это показалось безумием и я откровенно высмеяла идею своей старшей сестры, но она продолжала настаивать. Сказала, что это идеальное романтическое приключение: я отправлюсь в Нью-Йорк, а она, проведя сутки под моим именем, вечером расскажет Родерику о том, что на самом деле мы с ней поменялись местами, после чего отдаст ему билет в один конец до Нью-Йорка. Он прилетит ко мне, а к тому времени я организую в её квартире романтическую обстановку: приготовлю ужин при свечах, куплю интимное бельё и, пока Белла с Генри присмотрят за нашими детьми, мы с Родериком сможем разрядиться. Это казалось полным безумием. Ничего подобного я прежде не делала и не собиралась делать, но Изабелла не то что убедила или уговорила меня, она буквально заставила меня пойти на подмену.

Теперь я понимаю, что за беспокойство меня гложило в те дни. И понимаю, почему моя старшая сестра поменялась со мной местами. Я бы сделала для неё то же самое, не задумываясь, но этот шанс выпал именно ей, и она им воспользовалась.

Мы заранее договорились о доскональности образа. Белла подстригла волосы до моей длинны и завила их на мой манер, сделала мой классический макияж, надела одинаковую со мной белоснежную рубашку с коротким рукавом и чёрные брюки. Эти брюки и блузки мы приобрели около года назад во время совместного шопинга, но до сих пор не надевали их одновременно, чтобы люди не путали нас между собой. Сейчас же Белла желала, чтобы нас непременно спутали, чтобы даже мои дети не заметили подвоха, однако я ни на секунду не сомневалась в том, что Родерик раскусит её с полувзгляда.