Господи! Еще и день не прошел, а ее не хватает, как воздуха.

Он выругался и отпер дверь в контору. Тишина в здании давила на плечи.

Позволив изнеможению завладеть собой, он с трудом поднялся вверх по лестнице, вставил ключ в замок и обнаружил, что никакого ключа не требуется. Кто-то уже отпер дверь в его комнаты, и хотя вариантов имелось не меньше полудюжины, на свете существовал единственный человек, кого он хотел бы там увидеть, хотя при этом желал, чтобы она оказалась в любом другом месте, только не здесь.

Он толкнул дверь, услышал, как заскрипели петли.

Фелисити стояла в центре кабинета в самом прекрасном розовом платье, какое ему доводилось видеть, – любой мужчина убьет за право снять это платье – выпрямив спину, неподвижно и безмятежно, глядя ему прямо в глаза, словно она стояла тут так целую вечность, дожидаясь его. Словно она и будет стоять тут целую вечность, дожидаясь его возвращения.

Прошлое, и будущее, и блистательное, невозможное настоящее.

Он вошел, закрыл за собой дверь и приготовился к неизбежному, собираясь с силами, чтобы снова отправить ее домой.

– Я бы спросил тебя, как ты попала в здание, но не думаю, что мне понравится ответ. – Он подбородком указал на ее платье и не сдержался: – В Ковент-Гардене никогда не видели платья, подобного этому.

Она даже глазом не моргнула.

– Я приехала с бала у Нортумберлендов.

Он присвистнул, негромко, но длинно.

– Передала всем этим шишкам мои приветы?

– Вообще-то нет, – ответила она. – Была слишком занята, разрывая помолвку.

При этих словах все у него в душе разбушевалось. Без единой мысли в голове он шагнул к ней.

Вранье. Одна мысль была. Единственная. Да! Да, она свободна и наконец-то, наконец может стать его.

Да только не может.

– Почему?

– Потому что я не хочу выходить замуж за герцога и вообще за кого-нибудь из аристократов.

«Выходи за меня».

Она продолжала:

– И потому что я подумала – если я сделаю это там, если разорву свою помолвку публично, на виду у всего общества, то ты поймешь, что я хочу повернуться спиной к тому миру и присоединиться к тебе, здесь.

Его сердце заколотилось.

– Видишь ли, после всего… после того, как я публично ударила герцога…

– Ты его ударила? – Он протянул к ней руки. – Он что…

Она увернулась от его прикосновения, и он замер. Где-то внутри мгновенно поселился трепет. Страх.

– По правде сказать, да. В центре бального зала, в доме одного из самых могущественных герцогов в истории. Так что теперь моя репутация погублена раз и навсегда.

Его не волновала ее репутация. Его волновала она.

– Почему ты его ударила? Он что, обидел тебя? Сделал больно?

Она с горечью рассмеялась.

– Сделал ли он мне больно? Нет.

– Тогда почему…

– Полагаю, кому-то станет больно, если узнать, что мужчина, за которого ты собиралась замуж, тебя предал. – Она молча посмотрела на него долгим взглядом. – Но ведь я и не должна была за него выйти, верно? С самого начала?

Вопрос повис между ними, как кусок льда.

– Верно, Дьявол?

Он в смятении плотно сжал губы. Земля под ногами пошатнулась.

– Верно.

– Что интересно, он тоже совершенно не собирался на мне жениться, так что в виде исключения между тобой и твоим братом не возникло противоречий.

В ушах Дьявола шумела кровь.

«Брат».

Она знает.

– Откуда ты узнала?

Удар сердца. Затем:

– Я знаю, потому что вы одинаковы.

«Нет».

– Между нами ничего общего!

Она прищурилась, глядя на него.

– Чушь собачья. Вы похожи больше, чем ты можешь себе представить.

Она понятия не имеет, как его жалят эти слова. Какую бурю гнева они в нем подняли. Какую правду шепчут.

– Ни один из вас ни секунды не раздумывал, собираясь меня использовать. Он, чтобы выманить тебя из темноты, найти после двенадцати лет поисков. Но вот в чем правда… – Она замолчала, и он понял, что сейчас будет нанесен основной удар. И еще понял, что избежать этого невозможно. – На него мне плевать. Я ему с самого начала не доверяла. Не открыла ему себя и, что самое плохое, свое сердце. И поэтому, со всеми его прошлыми грехами, вне всякого сомнения, чудовищными… хотя он более чем заслуживает той пощечины, которую я ему влепила… хотя я сверх всякой меры желаю ему только плохого… его грех ничто по сравнению с твоим.

Она отвернулась от него, обогнула письменный стол и направилась к окну в дальнем конце комнаты. Шуршанье юбок по ковру казалось Дьяволу канонадой. Он не мог видеть, как она уходит от него. С каждым ее шагом в комнате становилось все холоднее, как будто без нее он замерзнет навсегда.

И так и будет.

Она остановилась у окна, положив руку на пестрое стекло, маленькое и почти непрозрачное. Не имело никакого смысла устанавливать в окна Ковент-Гардена приличные стекла, а вид Фелисити, одетой, как королева, рассеянно ведущей пальцами по оконному стеклу, только подчеркивал всю ту правду, что и так была известна Дьяволу.

Он ее никогда не получит.

Все ее сегодняшние открытия к лучшему.

Она не для него.

– Ты меня любишь? – Вопрос, такой прямолинейный, оказался неожиданным как удар. – Я спрашиваю, потому что две ночи назад, на крыше этого самого здания, ты сказал, что не можешь полюбить меня достаточно для того, чтобы жениться. И я подумала, что это всего лишь щит, который ты выставил перед собой, чтобы защитить себя от глупой уверенности, будто я хочу получить тот мир, а не этот.

Так и было. Господи Иисусе! Нужно было сказать ей тогда, когда у него еще имелся шанс.

Да только они опять оказались бы здесь. И боль стала бы еще мучительнее.

Как будто можно сделать еще больнее.

– Поэтому я спрашиваю тебя сейчас – ты меня любишь?

Он этого не переживет.

– Фелисити.

Он шагнул к ней, обогнул стол, но она на него не смотрела. Все так же стояла у окна, глядя вниз, на кривые крыши Ковент-Гардена – то единственное, что он мог ей дать.

– Я умоляла тебя о любви. Умоляла поверить, что я достойна тебя. Достойна этого места.

«Достойна. И всегда была достойна».

– Фелисити. – Ее имя, словно гравий, обдирало ему горло.

– Конечно, – сказала она, и на губах ее появилась пристыженная улыбка. – Я просила обо всем этом, потому что не знала правду. Не знала, как хорошо я выполнила свою роль в ваших планах.