Существо впало в такую ярость, что болботало, как сердитый уткохвост, застукавший соперника в супружеском гнезде. Опытный ловелас, доктор Дотт принял эти звуки за сдержанное одобрение и продолжил:

— Вы скажете — не время! И черствые воскликнут за вами — не время! Но любовь не смотрит на часы и календари. Ей всегда место и всегда время. Прекрасная! Давайте встретимся через часок у руин старого замка… Так, старого замка здесь нет — а жаль, это очень романтично, — зато во-он там есть чудный ручеек. Я скоро освобожусь, и под сенью плакучих ив мы сольемся в одном пламенном порыве…

— Как же ты меня разозлил, призрак! — рявкнул наконец копьеносец, оказавшийся на поверку Флагероном Огнекрылым, лучшим рыцарем личной гвардии маршала Каванаха.

— Разозлил? — уточнил Дотт, читая между строк. — Вы что, намекаете, что вы… простите за выражение… банальный мальчик?

Демон совершил убийственный выпад, а призрак взвизгнул:

— Хорошенькое дело! Юбку зачем было надевать?

— Это не юбка, — рявкнул Флагерон, — это нижняя часть хитона.

— Что я — юбки от хитона не отличу? — обиделся Дотт. — При моей-то квалификации. И потом, кто теперь носит хитоны? Дикость какая-то. Для чего, по-вашему, придумали штаны?

— Для чего?

— Чтобы не было таких вот душевных травм.

И вконец разочарованный Дотт поплыл дальше — воевать с коварными демонами. Когда следующая волна сражения вынесла его к Зелгу, он пожаловался:

— Вот ведь знал, что им нельзя доверять, а все-таки не удержался. Поверил. Как обманчива внешность. Это самая жестокая драма, случившаяся в моей жизни за последние четыре недели.

Относительно драмы Зелг оказался не в курсе, он как раз отбивался от трех наседавших демонов и, признаться, был немного занят.

В ту самую минуту, когда доктор Дотт обратил свой ласковый взор на новую пассию, неутомимый Мардамон достиг противоположного берега Тутоссы и добрался до Каванаха Шестиглавого. То есть он, конечно, не знал имени этого чудесного демона, но сам его вид не мог оставить жреца равнодушным.

Каванах отдавал войскам очередной приказ, когда кто-то осторожно пощупал его хвост и издал сдержанный стон, какой издают в пароксизме довольства.

— Невероятно! — восхитился чей-то голос, и Каванах повернул к неизвестному самую любопытную свою голову.

Его части завязли у самой кромки воды, встретив отчаянное сопротивление кассарийцев, и маршала посетила разумная мысль — а вдруг это перебежчик? А вдруг он выдаст какую-нибудь полезную тайну или сделает что-то другое в этом же роде?

— Чего тебе надобно, смертный? — прорычал он, стараясь, впрочем, немного смягчить свой грозный голос.

Перебежчик должен чувствовать себя в относительной безопасности, иначе он бесполезен. К тому же маршалу понравились нотки восхищения, явственно звучавшие в голосе нелепого человечка в синей рясе.

— Я говорю, невероятно! Просто блеск! — И человечек потер руки. — Нам бы сюда пирамиду. И сбрасывать с нее кровавые жертвы… Вы разделяете это мнение?

— Чего ты хочешь?!

— Я пропагандирую культуру жертвоприношений, — пояснил Мардамон терпеливо, как скудоумному. — Несу религию в массы. Берем кого-нибудь бесполезного, но совершенно чудесного — вот хотя бы вас — и красиво приносим в жертву на вершине пирамиды. Тут важно добровольное согласие, потому что как же иначе я вас запроторю туда, на вершину?

Каванаху показалось, что у него закружились все шесть голов разом.

А Мардамон, не теряя времени даром, трудолюбиво и тщательно обмерил маршала веревочкой, добытой из-под полы рясы, и огорченно поцокал языком.

— Извините за беспокойство, — молвил он в тот миг, когда Каванах собрался привычно щелкнуть челюстями. — Вы идеальный вариант, но только теоретически. А на практике вы мне не подходите. Такой пирамиды еще нет… Простите.

И исчез.

Каванах поискал глазами своего любимца, рыцаря Флагерона, чтобы спросить у него, что это было, но того рядом не оказалось, и маршал загрустил.

А Флагерон тем временем рыскал в опасной близости от фамильного топорика Топотанов, в первых рядах нападающих. Впрочем, мысли его были поглощены отнюдь не кровавыми подробностями битвы. И, заприметив двух не слишком занятых сражением воинов, он направился к ним, справедливо полагая, что те отдыхают от трудов ратных, а на отдыхе почему бы и не поговорить с приличным собеседником?

— Добрый день, господа! — приветливо обратился он к Галармону и Мадарьяге. — Милорды! Один вопрос.

Галармон как раз переводил дух после ожесточенного столкновения с экоем, а Мадарьяга караулил рядом, чтобы генерала не беспокоили надоедливые враги, а то лезут без передыху, как мухи в скисший суп. Подлетевшего демона он сперва хотел разорвать на части, но тот поздоровался. А согласитесь, не слишком учтиво отвечать на приветствие убийством. И благовоспитанный вампир сдержанно поклонился в ответ.

Галармон тоже не видел причин, по которым один джентльмен должен отказать другому джентльмену в невинной просьбе.

— Да-да, — откликнулся рыцарственный генерал. — Мы вас слушаем.

Демон выглядел несколько смущенным. Впрочем, кто их поймет с такими мордами лица?

— Вы случайно не видели поблизости любезный черный халат с прекрасными синими глазами? — спросил Флагерон.

— A-a, это вы о Дотте? — уточнил Мадарьяга, и глаза его загорелись оранжевым опасным огнем. — А может, я сойду? Разомнемся.

И он выразительно оскалил белоснежные клыки.

— Вы не поняли меня, — неожиданно миролюбиво откликнулся демон. — Мне не для поединка. Мне бы поговорить…

— Тут где-то летал, — пожал плечами вампир. — Но если что — учти. Он мой друг. Я сам из тебя халатов накрою.

— Да вон он! — сказал Галармон. — Сейчас я его позову. Тут и поговорите.

— Разумно, — согласился Мадарьяга. — Что значит, стратег.

Доктор Дотт посыпал троих нападавших щедрой горстью своего знаменитого чихательного порошка и с удовлетворением наблюдал, как они рассыпались серебристой пылью. От этой общественно полезной деятельности его отвлекли призывные крики Ангуса да Галармона. Обернувшись, Дотт увидел, что ему не показалось — генерал действительно хочет немедленного общения.

Доброе привидение поспешило на дружеский зов.

— Что случилось? — взволнованно спросил он, ожидая худшего.

И не ошибся.

— Тебя тут какой-то демон домогается. — И Мадарьяга кивнул в сторону Флагерона, спрятавшего за спину свое копье.

— Я тут подумал… — решительно сказал демон. — К черту условности! Мне еще никто и никогда не говорил таких слов…

* * *

Не знает их копье отдыха, грудь взнемлется от часта пыха.