– Пожалуйста… прошу, послушай меня.

В его голосе чувствовалась такая скорбь, раскаяние такой глубины, что отказать Самсон не сумел.

– Я причинил тебе великое зло. Такое, которого мне не искупить вовек. Да, я мог бы заявить, будто сделал это ради дикого люда, ради Паупау, ради Матери Земли, но, если уж начистоту, я просто поддался, пошел на поводу у собственной жажды мщения, ненависти, зависти, ожесточения, а пуще всего… у страха. Он и довел меня, всех нас довел до погибели.

Лес ненадолго умолк.

– Как только окажешься на свободе, – продолжал он, – суди меня, как пожелаешь, мсти, как сочтешь справедливым. Я весь в твоей власти. Но прежде, ради Паупау, тебя нужно вызволить из этой берлоги дьявола.

С этими словами Лес, ухватившись покрепче за череп, дернул его на себя.

В тот же миг Самсон почуял их – демонов, заключенных в черепе вместе с ним, почувствовал, как оживились они, как встрепенулись.

– Нет, – отвечал он. – Здесь мое убежище, а ты меня больше не донимай. Ступай прочь! Оставь меня.

Как Лес ни тужился, как ни тянул, как ни дергал, череп даже не шелохнулся. Сморщившись от досады, Лес взялся за него поудобнее, вновь принялся тянуть, но череп не поддавался.

– Что за чертовщина? – прорычал Лес.

С опаской покосившись в сторону выхода, он зашел сбоку, с разбега толкнул череп плечом, навалился на него всей тяжестью тела – раз, и другой, и третий, но череп держался на стене, как ни в чем не бывало.

Лес, тяжко дыша, замотал головой.

– Нет… нет! – прохрипел он. – Мамунаппехт верх не возьмет… ни за что не возьмет.

Еще раз со страхом взглянув в сторону выхода, опоссум непреклонно, решительно сдвинул брови.

– Значит, все сделаем здесь, – прошептал он, вскарабкавшись на стену и скрывшись из вида.

Череп задрожал. Казалось, Лес сдирает паутину веревок, украшения, маску прямо с Самсоновой головы. Стоило Лесу отшвырнуть маску в сторону, Самсон почувствовал себя освобожденным от пут; взгляд его стал зорче, в голове прояснилось.

– Да, череп показывал правду, – пояснил Лес, – вот только какую? Ту, что хотела показать тебе маска. Но правда на свете порой может быть не одна.

«Демоны! – вспомнил Самсон, внезапно почувствовав затылком их ненавидящие взгляды. – Демоны пробудились!»

– Настал час взглянуть в глаза себе самому, – продолжал Лес.

Демоны за спиной Самсона угрожающе зарычали. В попытке отгородиться от боли, от чувства вины, Самсон смежил веки.

«Нет. Спать хочу… спать».

С этой мыслью он отпрянул от глазниц, поплыл прочь, к терпеливо ждущим его паукам.

«Тьма, милая тьма…»

– Отец! – окликнул его Лес, от души врезав по черепу кулачком. – Отец, не уходи! Стой!

– Нет! Не стану я больше ложь твою слушать!

– Череп не лжет. Не может он лгать: ведь этот череп – ты сам. Смотри же, сам погляди! Ищи оленя!

– Оленя?

– Да, того самого. Вспоминай нашу землю. Посмотри, какой была она до прихода людей. Загляни в свое прошлое.

Одной этой просьбы оказалось вполне довольно. Перед глазами Самсона тут же замелькали видения, как будто, сорвав с черепа маску, Лес выпустил на свободу его разум и душу, вернул Самсону память – всю целиком, без изъятия. Вокруг простирались бескрайние земли, те самые, куда он вдвоем с Абитой летал на метле, царство дикого люда, огромных зверей, пышных, неукротимых лесов.

– Да, эти края мне знакомы.

– Хорошо. Теперь ищи. Взгляни, кем ты был в тех краях.

Из зарослей вышел огромный золотой олень, внушительный зверь с роскошными ветвистыми рогами. Ступал он царственно, гордо, и ошибки тут быть не могло: Самсон узнал его с первого взгляда.

– Это я, – прошептал он, и в тот же миг словно бы перенесся в оленя, увидел все вокруг его глазами. – Этот олень и есть я.

– Верно!

Самсон, великий олень, шел по лесу, словно владыка всего окрест. Исполинские звери обходили его далеко стороной. За ним следовал дикий люд: одни летели на крохотных крылышках, другие мчались галопом, скакали, бежали вприпрыжку. Все они смеялись и пели, рычали, урчали, играли, боролись, плясали и предавались любовным утехам, безоглядно резвились средь папоротников, цветов и громадных деревьев великого первозданного леса. Окинув их взглядом, Самсон улыбнулся.

– Земля была нам родной матерью, – сказал Лес, – а ты был нам отцом… великим лесным владыкой, сердцем дикой глуши, сердцем дикого люда. Тебя любили, тебя боялись. Сама жизнь, сама смерть, ты хранил равновесие всего сущего, коловращение жизни, круг весен и зим, смертей и перерождений.

– Да… помню, помню!

С головой накрытый волною воспоминаний, Самсон не смог сдержать слез.

– Лучшее из времен, – с тяжким вздохом заметил Лес. – Одна беда: лучшего из времен, своего счастья не понимаешь, не ценишь, пока оно навек не уйдет в прошлое. Это сейчас я готов отдать всю оставшуюся жизнь, лишь бы вернуться туда хоть на день… однако ничто в этом мире не вечно, даже луна и звезды. Теперь взгляни на первых людей. Погляди, как они заполонили наши края.

Стоило Лесу заговорить об этом, из глубин памяти тут же всплыли новые образы. Люди – невиданные прежде создания, звери, укрывающие тело шкурами других зверей – явились с севера, из дальних-дальних краев, во времена великого льда.

Сколь же жалкими показались Самсону эти горстки кочевников, ищущих себе дом! Вот дикий люд донимает их набегами, а вот и их первая встреча с ним, с золотым оленем… Как же они перепугались!

Спустя еще немного времени, Самсон увидел, как люди преклоняют перед ним колени (да, тут шаман не солгал), снова увидел сплетенное из лозы изваяние великого оленя в цветочном убранстве, окруженное корзинами спелых плодов. Люди несли ему жертвы, а он взамен благословлял их богатством урожаев и обилием приплода. При виде всего этого, Самсон едва не заплакал снова – от счастья.

– Прирастая в числе, процветая, – продолжал Лес, – люди возжелали большего… как всегда. Им, тварям подлым и алчным, сколько ни дай, все мало.

Однако Самсон видел вокруг лишь растущие по всей земле деревушки, людей, расселяющихся за пределами леса, борющихся за жизнь подобно прочим живым созданиям.

– Я никакой подлости в них не вижу. Они попросту ищут, отвоевывают себе место под солнцем.

– Это еще не все.

Перед мысленным взором возник горящий огнем олень из лозы, и люди с раскрашенными, как у шамана, Мамунаппехта, лицами, и сам Мамунаппехт, хохочущий в вышине, стоя на вершине утеса.

Позади, за спиной, зарычали заточенные в черепе демоны.

– Хватит. Не надо. Я видел довольно. Я…

– Взгляни в лицо правде, Отец! – рявкнул Лес. – Пронюхав о силе, заключенной в Паупау, Мамунаппехт возжелал заполучить его плоды. Но на его пути стоял ты, и потому он дал людям отведать вкус волшебства, показал им, какие дивные вещи можно создать с его помощью, какие можно творить чудеса. Однако людям… – Осекшись, Лес сморщился в отвращении. – Однако людям, как Мамунаппехт и рассчитывал, этого показалось мало. Тогда он рассказал им о волшебстве в нашей крови, и люди ополчились на нас!