В сентябре 1994 года в особняке с видом на реку, расположенном на вершине холма, собралось несколько богатых российских бизнесменов. Большинство из них были молоды, а их капиталы были еще моложе. Михаил Ходорковский, которому тогда исполнилось тридцать, всего семь лет назад пытался открыть молодежное кафе в Институте имени Менделеева. Тридцатидевятилетний Александр Смоленский семь лет назад строил дачи из бревен. Самый старший из них, сорокасемилетний Борис Березовский, всего пять лет назад, сидя в кафе, основал ЛогоВАЗ. К ним присоединились несколько других: тридцатидевятилетний Владимир Виноградов из числа первых кооператоров, ставший президентом “Инкомбанка”, одного из крупнейших новых коммерческих банков; сын номенклатурного работника тридцатидвухлетний Владимир Потанин, банк которого стремительно рос, и тридцатилетний Михаил Фридман, заработавший первые деньги на кооперативе, в котором занимался мытьем окон, а теперь ставший главой быстро растущего банка. Еще двое были весьма заметными фигурами в то время, но позже исчезли из вида: тридцатилетний Олег Бойко, финансист, поддерживавший партию Егора Гай-дара в первые годы ее существования, и тридцативосьмилетний Александр Ефанов, президент компании “Микродин”, вкладывавшей деньги в тяжелую промышленность, но затем поглощенной империей Потанина. Все вместе эти бывшие мелкие дельцы и спекулянты джинсами представляли собой группу преуспевающих магнатов.

Они пришли в клуб по приглашению одного из главных помощников Юрия Лужкова, Василия Шахновского, которому было тогда тридцать семь лет. Шахновский, с лучиками морщин в уголках серо-голубых глаз, с редеющими жесткими волосами и тронутой сединой рыжеватой бородкой, принадлежал к тому же поколению, что и они. Всего пятью годами раньше Шахновский был вовлечен в демократическое движение, бурно развивавшееся в Москве. Он работал с Гавриилом Поповым, а затем с Лужковым, занимая одну из ключевых должностей в аппарате мэра. Работая в мэрии, Шахновский видел, что российская политика и бизнес становятся все более хаотичными. Годы потрясений — попытка переворота в августе 1991-го, экономическая революция Ельцина в 1992-м и вооруженная конфронтация с парламентом в октябре 1993-го — привели к тому, что предприниматели остались без общепринятых правил игры. Это было время, когда молодые финансисты и промышленники хорошо знали, как добиться того, что им нужно от политиков и чиновников, но слабо представляли себе, какой коллективной силой они обладают. Они могли получить за взятку разрешение на вывоз валюты, но не знали, как изменить экспортную политику. Шахновский назвал эту группу “большим капиталом”, но они плыли по течению, не имея собственного голоса. Бизнесмены говорили, что им нужна “нормальная страна” с нормальными законами, нормальным правительством и нормальной экономикой, но у них ее не было, и они понятия не имели, откуда это все могло бы возникнуть. Большинство из них так напряженно работали в собственном бизнесе, что не видели общей картины.

Более того, Шахновский знал, что молодые магнаты строили свои отношения с правительством, используя грубые приемы — подкуп и принуждение. На карту ставилось все, и перед каждым предпринимателем стоял суровый выбор, как часто говорили, — “уничтожить или быть уничтоженным”. Правил не было. “Если один играл в футбол, а другой — в регби, то игры не было, — вспоминал Шахновский. — Начинался кулачный бой без правил”. Шахновский видел, что бизнесмены сводили счеты на улицах. “В тот период отсутствие правил было особенно очевидным”. Обеспокоенный этим, Шахновский решил самостоятельно предпринять какие-то меры. “Нельзя вечно давать взятки, — сказал он. — Рано или поздно всему приходит конец”.

Шахновский предложил предпринимателям создать свой собственный эксклюзивный тайный клуб. По идее Шахновского клуб должен был стать местом, в котором они могли чувствовать себя в безопасности и свободно говорить, спорить, а возможно, и объединиться во имя общих интересов. Шахновский говорил мне, что не хотел создавать салон для заключения сделок. Он хотел, чтобы его гости мыслили широко: как “большой капитал” может повлиять на зарождающуюся российскую демократию и экономику. Он хотел, чтобы они выдвигали идеи о том, как лоббировать правительство цивилизованным путем, как создавать благоприятное общественное мнение о себе, подобно тому как это делалось в любой нормальной стране.

Клуб сформировался, но не в том виде, как предполагал Шахновский. Предприниматели были слишком озабочены собственными проблемами, чтобы интересоваться общей картиной. Через два года, в 1996 году, они наконец объединились в мощную группу, когда почувствовали, что их богатству и благосостоянию угрожает опасность. Но в начале их больше волновали сугубо личные интересы. Они нуждались в защите друг от друга. Первым пунктом повестки дня первого заседания клуба, по словам Шахновского, стала выработка “цивилизованных правил игры в отношениях между собой”.

Они составили проект устава. Суть его сводилась к тому, что они не будут нападать друг на друга. Они взяли на себя обязательство не подкупать правоохранительные органы с тем, чтобы они преследовали кого-то из них, не использовать газеты и телевидение для дискредитации друг друга. В то время все они создавали собственные частные охранные и разведывательные структуры именно с этой целью. Многие из них наняли для этого бывших руководящих работников КГБ. Одна из задач, стоявших перед этими хорошо оплачиваемыми и хорошо оснащенными разведчиками, заключалась в сборе компрометирующих материалов на конкурентов или правительство. Компромат можно было без труда приобрести у государственных органов безопасности, включая те, которые раньше входили в состав КГБ и имели доступ к его огромным архивам. Компромат можно было не покупать, а с не меньшим эффектом изготовить, воспользовавшись сфабрикованными документами. К тому же распространение компромата не составляло труда. Чтобы развязать войну компроматов против своих врагов, банкиру не обязательно было иметь собственную газету или телевизионную компанию. Достаточно было заплатить небольшую сумму, иногда всего несколько сотен долларов, конкретному журналисту. Не все журналисты были коррумпированы, но были и такие, и за деньги они могли написать или сказать в телевизионной передаче практически что угодно.

В своем уставе магнаты записали: никакого компромата друг на друга. “Возможно, идея была немного утопичной, немного наивной, но тогда, на начальном этапе, они договорились об этом и довольно успешно регулировали процесс”, — рассказывал мне позже Шахновский{313}.

Годы спустя никто из них не мог точно вспомнить, был ли устав составлен в письменном виде или устно, подписали они его или нет, и это тоже соответствовало духу их неофициального закрытого клуба. Партнер Ходорковского Леонид Невзлин вспомнил, что существовала устная договоренность. “Это обсуждалось, но не было записано на бумаге”, — сказал он мне. Ходорковский вообще не мог вспомнить, присутствовал ли он на встречах. “Не помню, подписывали ли мы что-нибудь”, — сказал Виноградов. “Документа не было, была устная договоренность, — сказал Смоленский. — Мы договорились не кусать друг друга, не прибегать к помощи средств массовой информации для выяснения отношений, не использовать правоохранительные органы для решения экономических проблем”{314}.