“Система” была очень закрытой, почти невидимой компанией. В середине 1990-х годов, когда Евтушенков расширялся, “Система” была мало известна и ей уделялось меньше внимания, чем финансовым и промышленным империям Гусинского, Смоленского, Березовского и Ходорковского. Проницательные московские финансовые аналитики, казалось, были сбиты с толку “Системой”. Даже в 1998 году биржевые маклеры, выпускавшие справочные бюллетени о телефонной компании для иностранных инвесторов, часто не указывали, что “Московский городской комитет по науке и технике и компания” связан с “Системой”. Не было ясно и то, кому на самом деле принадлежит конгломерат “Система”. Компания не публиковала подробных сведений о своих владельцах, а финансовые документы были очень лаконичны. Президент “Системы” Новицкий сказал мне, что материнская компания на 100 процентов принадлежала другой компании, “Система-Инвест”, та, в свою очередь, на 40 процентов принадлежала люксембургской инвестиционной компании, а остальное принадлежало индивидуальным инвесторам, включая Евтушенкова. Лужков отрицал, что “Система” была “запасным карманом для мэра”. 4 марта 1999 года, обращаясь к дипломатам, журналистам и бизнесменам, Лужков сказал: “Я могу официально сообщить вам, что распространяемые слухи не имеют ничего общего с действительностью. Что касается “Системы”, то к ней сегодня привлечено очень большое внимание, но многие пытались рассматривать “Систему” как какой-то запасной карман правительства Москвы или запасной карман мэра, у которого имеются некие политические мотивы перед выборами. Отбросьте все эти мысли. Мы работаем честно. Мы не прибегаем к тому, что вы предполагаете. И сами эти предположения — когда мы читаем их — говорят только о дурном тоне тех, кто их делает”{310}.

Москва переживала подъем, и конгломерат Евтушенкова еще теснее переплелся с финансовыми потоками города. Московский банк реконструкции и развития, являвшийся частью “Системы”, стал одним из “уполномоченных” банков Москвы и получил прибыльную привилегию распределять городские деньги, например субсидии ЗИЛу. Страховая компания “Системы” застраховала московский метрополитен. “Система-Нефть” управляла в Москве сетью автозаправочных станций. “Система-Галс” являлась одним из крупных застройщиков центра Москвы. “Система-Телекоммуникации” имела долю в двух московских компаниях сотовой связи, одна из которых стала лидером рынка. “Системе” также принадлежал “Детский мир”, огромный магазин, торгующий товарами для детей, туристическое агентство “Интурист” и несколько заводов по производству электронного оборудования. Евтушенков занимал одновременно множество разных постов: был другом и советником Лужкова, руководителем “Системы”, председателем совета Московской фондовой биржи и так далее. Он без труда переходил от общественных интересов к интересам частного бизнеса и обратно.

Член городского совета Алексей Улюкаев, реформатор и заместитель директора гайдаровского института, сказал, что все это в духе Лужкова. “В Москве важно стоять на двух ногах: одной — в бизнесе, другой — в администрации”, — сказал он мне. Лужков создал систему, при которой в связях городского департамента с частным бизнесом не было ничего необычного. “С одной стороны, они распоряжаются бюджетными деньгами, — говорил Улюкаев, — с другой, делают деньги сами. С третьей — всё контролирует город. Они и предложение, и спрос, и администрация”. Улюкаев назвал это “коммерциализацией” правительства. “Практически у каждой городской структуры есть свой внебюджетный фонд, на который поступают доходы от предпринимательской деятельности”, — рассказывал он. Доходы часто утаивались. В проспекте для иностранных инвесторов 1997 года, посвященном размещению еврооблигаций на сумму 500 миллионов долларов, город признал, что все его внебюджетные фонды приносят пятую часть общего дохода, составляющего 9,9 миллиарда долларов. Многие эксперты считают, что на самом деле эта сумма гораздо больше. По словам Улюкаева, детали не известны и городскому совету{311}.

То, что в западной экономике считалось бы злоупотреблением служебным положением, в Москве было обычным явлением. Когда в 1997 году город занял на мировых рынках капитала 500 миллионов долларов, было решено использовать полученные деньги для предоставления ссуд с целью поощрения инвестиций. Евтушенков был одним из двадцати четырех членов совета, принимавшего решение по ссудам. Кто получил деньги? “Система” получила, по крайней мере, три ссуды: 16,5 миллиона долларов на проект, связанный с недвижимостью в центре города, 16,5 миллиона долларов на завод по производству телевизоров и 15 миллионов долларов на завод по производству цифровых телефонных станций. Евтушенков сказал мне, что не присутствовал на обсуждении вопроса о ссудах, но один из муниципальных служащих сказал мне, что он присутствовал, хотя и сидел молча.

Успех “Системы” — это не просто история о богатстве или о лужковском неприкрытом слиянии власти и денег. В то время когда начала формироваться “Система”, новая российская экономика вся превращалась в семейную, клановую систему. Стали появляться конгломераты (которые из вежливости называли финансово-промышленными группами), зарождавшиеся маленькие империи, часто связанные с кем-то из политических лидеров. Лужков, руководитель огромной и все более процветающей столицы, тоже нуждался в союзе с такой финансово-промышленной группой. Вначале это был Гусинский, потом “Система” и Евтушенков.

Лужков начал думать о новых горизонтах. Журналисты уже донимали его вопросами о том, будет ли он выставлять свою кандидатуру на пост президента. Ельцин, здоровье которого становилось все хуже, не мог оставаться президентом вечно. “Я устал повторять, что не собираюсь выставлять свою кандидатуру”, — отвечал Лужков в 1995 году. “Это не для меня. Но даже если бы я решил выставить свою кандидатуру на выборах президента, — добавил он затем, — разве это преступление, что-то незаконное?”{312}

На самом деле Евтушенков и Лужков, проводившие вместе отпуск и часами беседовавшие друг с другом в выходные дни, в личных беседах начали обсуждать вопрос о том, что потребуется Лужкову для того, чтобы участвовать в президентских выборах после Ельцина. На выборах в 1996 году Лужков поддержал российского президента, но их беседы продолжались в течение длительного времени после этого. Евтушенков считал, что у Лужкова есть один очень сильный аргумент: он смог бы изменить страну так же, как изменил Москву. Евтушенков считал, что у Лужкова есть шанс повлиять на ход истории.

Это была дерзкая мысль, но существовала проблема, ставшая очевидной потом: Лужков не был готов. В душе он был хозяином, управляющим, советским человеком, приспособившимся к новой экономике. Он оставался порождением уникальной ситуации, сложившейся в Москве, и его опыт в области политики был накоплен внутри защищавшего его кокона Москвы. Неугомонный город-государство совсем не походил на остальную Россию.

В Москве не много мест, откуда открывается такой живописный вид, как с Воробьевых гор — поросших лесом холмов, возвышающихся над Москвой-рекой в том месте, где она неторопливо поворачивает в сторону Кремля. Летним днем лес дарит прохладу и становится убежищем от городской жары. Речные трамвайчики и баржи плывут по реке. На самом верху высится импозантное тридцатипятиэтажное здание Московского государственного университета. Со смотровой площадки перед ним открывается вид на Москву-реку и панорама всего города от находящегося на переднем плане стадиона в Лужниках до иглы Останкинской телевизионной башни вдалеке. Вниз от университета по обеим сторонам вдоль реки спускается улица Косыгина — один из самых тихих и зеленых бульваров Москвы. Кроме университета в этом престижном районе расположены Институт химической физики и киностудия “Мосфильм”, в прошлом сердце советской киноиндустрии. На Воробьевых горах садился на коня и взмывал в небо в финальной сцене классического романа Михаила Булгакова “Мастер и Маргарита” дьявол по имени Воланд.